Последнее письмо с "Курска"

 
       Месяц назад, 23 октября, следственные бригады Генеральной и Главной военной прокуратур России начали осмотр подлодки "Курск". Спустя несколько дней Владимир Устинов показал по ТВ страшные кадры разрушений носовой части лодки. А что увидели и что пережили за этот месяц военные следователи и судмедэксперты? Об этом они рассказали "Власти".

"Он сидел на ящике, прислонившись к стойке, как будто спал"
       Почти месяц группа из 40 следователей, приехавших в Росляково из Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска, Воркуты, Петрозаводска, Вологды, Североморска и Северодвинска, расчищает завалы в отсеках "Курска", ищет тела погибших, тщательно фиксирует с помощью фото- и видеоаппаратуры положение и состояние каждого предмета на каждом боевом посту. Работа в корме субмарины — шестом, седьмом, восьмом и девятом отсеках — практически завершена. Главный "фронт" сейчас — это второй и третий отсеки, где еще могут быть тела подводников и где, как предполагается, могли сохраниться документы и приборы, способные пролить свет на первопричину катастрофы в Баренцевом море.
       Подполковник юстиции Олег Гончаров и капитан юстиции Сергей Михайлов приехали в Росляково одними из первых. Они из Северодвинска: Гончаров — помощник военного прокурора гарнизона, Михайлов — следователь-криминалист гарнизонной прокуратуры. Как и все члены следственной группы, Гончаров и Михайлов долго готовились к опасной и уникальной работе — занятия с ними проводили саперы, судмедэксперты, химики, специалисты по ядерной безопасности. Прошли строжайшую медкомиссию. Въедливо изучали устройство отсеков "Курска" на субмарине аналогичного проекта "Орел". При этом у каждого была своя "специализация": Гончарову достался шестой (реакторный) отсек, а Михайлову — третий. Но начинали с девятого: именно там находились тела погибших, которые нужно было извлечь в первую очередь.
       Как признался мне Олег Гончаров, первое впечатление от девятого отсека было просто кошмарным: "Наша группа вошла в девятый отсек через технологический вырез восьмого. На лице — маска индивидуального дыхательного аппарата, на теле — защитный комбинезон. Движения скованы, дыхание тоже. Сбился с ритма — начинаешь задыхаться. В девятом — кромешная темнота, вода с грязью и маслом. Воды было много — где по колено, где по пояс. Отсек устроен так, что палуба в нем идет под уклон в сторону кормы. Посветил фонарем — вокруг нас какие-то бумаги, тряпки плавают. В воде и на стойках аппаратуры — с десяток использованных дыхательных аппаратов и несколько спасательных гидрокостюмов оранжевого цвета: ребята пытались бороться за жизнь. Отсек очень тесный, но пять тел можно было разглядеть сразу. Ближайший ко мне подводник плавал лицом вниз в дыхательной маске. Другой... Он сидел на ящике, прислонившись спиной к стойке с аппаратурой, как будто спал. Его ноги оказались под трубой, она не давала ему всплыть. Все это поначалу казалось неправдоподобным, напоминало картину из какого-то мистического триллера".
       Извлечение тел погибших стало сложнейшей из задач первого этапа работ на "Курске". В одном из отсеков, к примеру, следователи нашли моряка, застрявшего в люке между первой и второй палубами. Похоже, он поднимался, когда на лодке прогремел второй взрыв, потому и остался в люке. Его попытались вытащить на первую палубу, но выяснилось, что нога погибшего застряла под люком между скобами вертикального трапа. Подступы к люку были затруднены, а спуститься на нижнюю палубу следователи не могли: она в то время была затоплена. Группе, работавшей в отсеке, понадобилось более пяти часов, чтобы достать погибшего из лодки.
       "Не знаю, сколько времени мы потратили бы на извлечение тел, если бы не помощь судмедэкспертов,— говорит Гончаров.— Работавший с нами майор медслужбы Шамиль Шамшутдинов, эксперт судебно-медицинской лаборатории Северного флота, сутками не вылезал из 'Курска'. Он и его коллеги задали нужный ритм, помогли нам, следователям, преодолеть психологические проблемы, с которыми мы сталкивались в первые дни работы".
       
"Мы понимали, что торпеды могут рвануть, но страха не было"
 
       В "Курске" криминалистов и медиков на каждом шагу подстерегала опасность: взрывчатые вещества, неизрасходованные запасы регенерации, которые даже при кратковременном соприкосновении с маслом могут взорваться, завалы, готовые в любой момент обрушиться на голову, и ядовитые испарения в отсеках. Следователи рассказывают, что чувство времени внутри лодки здорово притуплялось.
       Поэтому всем, кто там работал, приходилось присматривать друг за другом, следить за аварийными лампочками на дыхательных масках — они загорались, когда заканчивался кислород. Генерал Юрий Яковлев, первый заместитель главного военного прокурора, который работал на субмарине наравне с подчиненными, однажды так заработался, что еле успел выбраться из девятого отсека — маску с него сорвали прямо у выходного люка.
       Последние недели следственная группа работала на износ, люди спали по несколько часов в сутки, в свободное время писали протоколы осмотра отсеков. Под конец этого аврального периода усталость стерла все эмоции и здорово притупила даже чувство опасности. Ярче всего это проявилось, когда в носовых отсеках субмарины начали находить неразорвавшиеся фрагменты боевых торпед. В первый раз нашли кусок боеприпаса, в котором находилось 150 кг "морской смеси" — взрывчатки, способной разнести отсек и работавших в нем людей. Во второй раз количество обнаруженной взрывчатки составляло четверть тонны.
       "Все мы люди военные и прекрасно понимали, что торпеды могут рвануть,— сказал мне Сергей Михайлов.— Но страха или тем более нервных потрясений ни у кого в связи с этим не было. Помню, когда нашли второй фрагмент, у меня это вообще никаких эмоций не вызвало. Позвали взрывотехников, они подтвердили: да, взрывчатка. Наша группа тогда спокойно из отсека выбралась и пошла передохнуть. Человек привыкает ко всему".
       
"До встречи. 14 августа 2000 года"
 
       Следователи продолжают находить в отсеках личные вещи, одежду, документы погибших подводников. Форменная тужурка капитана 1-го ранга Геннадия Лячина была одной из первых подобных находок. На днях в третьем отсеке нашли сразу четыре комплекта офицерской формы, а в них удостоверения личности, индивидуальные жетоны, ключи от квартиры, записные книжки... Все это очень аккуратно извлекают из лодки и просушивают. После экспертизы личные вещи, которые не содержат ценной для следствия информации, будут, по словам криминалистов, переданы родственникам погибших.
       После предсмертной записки мичмана Борисова, в которой моряк прощался с семьей — люди, видевшие эту записку по долгу службы, говорят, что без слез ее читать трудно,— следователи записок больше не находили. Но в лодке все еще хватает "весточек" от экипажа "Курска".
Первыми на борт "Курска" ступили следователи Генпрокуратуры и Главной военной прокуратуры. А первый телерепортаж с подлодки вел генпрокурор Владимир Устинов
       В реакторном отсеке подполковник Гончаров нашел часть бортовой документации и личные вещи, среди которых лежало неотправленное письмо. Следователь был потрясен, когда увидел, что письмо датировано 14 августа 2000 года. Позже выяснилось, что в происхождении послания, которое, как казалось, было написано через двое суток после гибели лодки, не было ничего фантастического. Именно в этот день "Курск" должен был вернуться с учений на базу, и автор, будучи твердо уверен, что 14-го сможет отправить письмо из Видяево, пометил его этой датой. И писал подводник как бы из Видяево — он рассказывал в письме, что лодка только что вернулась на базу, и делился с близкими своими планами на предстоящий отпуск...
       Но наибольший шок вызвали у следователей японские наручные часы, найденные в четвертом отсеке на одном из погибших. Поначалу на них никто не обратил особого внимания, поскольку рука моряка была измазана грязью и маслом. Но когда руку отмыли, судебные медики, осматривавшие тело, просто не поверили своим глазам. Ни страшный взрыв, ни огромное давление воды, в которой часы пробыли дольше года, не смогли совладать с механизмом — они продолжали идти, показывая точное время. Почти точное: они спешили на час, потому что некому было перевести их в октябре на зимнее время.
       
"Тяжелые сейфы во время взрыва переместились в гальюн"
Подполковник юстиции Олег Гончаров (справа) и капитан юстиции, следователь-криминалист Сергей Михайлов побывали в лодке одними из первых. А до этого они долго и тщательно изучали устройство отсеков "Курска" на аналогичной лодке "Орел"
       Не перестают удивлять следователей и разрушения на "Курске". В третьем отсеке, скажем, были найдены несколько пистолетов, которые хранились в оружейной комнате, во втором отсеке. Рубка гидроакустиков, находившаяся на первой палубе третьего отсека, сейчас двумя этажами ниже, на третьей палубе. Толстая переборка между пятым-бис и шестым отсеками сильно прогнулась в сторону реакторного, но все же выдержала — именно она защитила от страшного взрыва реакторы субмарины.
       Чтобы попасть на нижние палубы третьего отсека, где сейчас работают следователи, им пришлось прорезать отверстие в переборке между третьим и четвертым отсеками. Только через этот лаз следственной бригаде удалось проникнуть в каюту Геннадия Лячина, и первым это сделал капитан юстиции Сергей Михайлов.
       "Каюта командира практически полностью разрушена,— рассказал криминалист.— Сейчас она как таковая отсутствует. Тяжелые командирские сейфы, находившиеся в помещении, во время взрыва переместились в соседний гальюн — там мы их и нашли. Сейфы вытаскивали из третьего отсека через четвертый. Для этого их пришлось зацепить снаружи 50-тонным краном. Сейчас содержимое сейфов изучают специалисты нашей следственной группы и Северного флота".
       На этом этапе работ одна из главных задач следствия — поиск бортовых самописцев. В конце октября следователям удалось обнаружить записывающее устройство, располагавшееся в пятом отсеке, и снять с него носитель информации. А недавно был найден еще один самописец — в третьем отсеке. Он находился в гидроакустической рубке и фиксировал внешние шумы, подводную обстановку вокруг "Курска". Теоретически данные с этого самописца могут дать следствию представление о том, были ли рядом с субмариной какие-нибудь подводные объекты. Но пока об этом говорить сложно, поскольку носитель информации нашли далеко не в идеальном состоянии. И сейчас невозможно предсказать, удастся ли специалистам расшифровать данные, полученные в третьем отсеке.
       
"Опознавать большинство пришлось по дополнительным признакам"
После опознания тела членов экипажа "Курска" отправляют на их родину. На конец прошлой недели из подлодки было поднято 57 моряков
       Военные судмедэксперты работают рука об руку со следствием с самого начала росляковской эпопеи. Группу судебных медиков числом чуть больше десяти человек возглавляет главный судмедэксперт Минобороны РФ доктор медицинских наук Виктор Колкутин. Четыре эксперта работают непосредственно на "Курске" — помогают при извлечении и первичном осмотре тел погибших. Остальные судебные медики находятся во временной судебно-медицинской лаборатории, расположенной на территории военного госпиталя Северного флота в Североморске. Они участвуют в опознании и проводят все необходимые экспертизы.
       Судмедэксперты начали готовиться к этой работе год назад, еще до завершения операции по подъему со дна Баренцева моря тел погибших подводников. С помощью сослуживцев и родственников погибших собрали базу данных об экипаже "Курска": черты внешности, отличительные и особые приметы, зубные формулы и т. д. На каждого моряка была заведена идентификационная карта, и это здорово помогло при опознании.
       На первых порах, когда в госпиталь привозили тела из девятого отсека, опознавать погибших удавалось довольно быстро и без особых трудностей. Гораздо сложнее оказалось установить личности моряков, которых извлекали из третьего, четвертого и пятого отсеков: их тела сильно пострадали от взрыва. (Мне показывали фотографии поднятых из этих отсеков моряков. Я сам служил на флоте и много повидал, но эти снимки нельзя публиковать.)
       Дополнительной проблемой стало то, что большинство членов экипажа, как выяснилось, не носили личных жетонов, а боевые номера, нашитые на куртки подводников, зачастую не могли помочь, поскольку многие моряки оказались без курток. "Да и там, где боевые номера присутствовали,— рассказал мне один из судмедэкспертов,— у нас не было стопроцентной уверенности в личности человека. Некоторые из моряков были в чужой одежде, а один вообще был в двух куртках сразу — своей и товарища. Поэтому опознавать большинство пришлось по дополнительным признакам: состоянию зубов, татуировкам, родимым пятнам. Помогли в опознании кольца, цепочки и нательные крестики, которые моряки не снимали с себя ни при каких обстоятельствах".
       До сегодняшнего дня все найденные на "Курске" тела удавалось опознавать без проведения специальных экспертиз. Однако судмедэксперты не исключают, что в ближайшее время может дойти и до генетических исследований, поскольку тела погибших из носовых отсеков лодки наверняка будут серьезно изменены.
       Судмедэксперты больше, чем кто-либо, могут рассказать о том, как вели себя в последние минуты жизни моряки "Курска", как они погибли. Но эта информация является тайной следствия. Пока судебные медики могут позволить себе только эмоциональные оценки. Вот что сказал мне один из судмедэкспертов: "Мы уже неплохо представляем себе, что происходило с моряками в девятом отсеке лодки. И я искренне восхищаюсь этими людьми, поскольку в той тяжелейшей, практически безнадежной ситуации они сумели сохранить присутствие духа, ясность мысли и верность долгу. Никакой паники, ни намека на истерику — об этом говорят и найденные на телах записки, и другие свидетельства. Они боролись за свою жизнь, но до последнего момента помнили, что являются военными моряками".
ВЯЧЕСЛАВ ГУДКОВ, Росляково--Североморск
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...