В Музее декоративно-прикладного искусства открылась выставка "Драгоценная мебель. Прошлое и будущее". Итальянская фирма Colombostyle предложила рискованный эксперимент, сопоставив свои коллекции с дворцовой мебелью из Исторического музея.
"Коломбо" стала известна в России примерно три года назад — тогда итальянские мебельщики приняли участие в реставрации Большого Кремлевского дворца, создав специальную коллекцию Kremlin. Акция отчасти спонсорская, отчасти рекламная — с тех пор от дизайнеров, оформляющих интерьеры российских VIP (в основном из политического мира) постоянно слышишь: "Мебель? Понятно, 'Коломбо'". Рассматривание каталогов этой фирмы заставляло отчасти изумляться вкусам политической элиты страны.
Стиль "Коломбо" — это острый вызов, причем двойной. "Итальянское чудо" — одна из классических страниц истории послевоенного дизайна, когда вдруг итальянская мебель стала самой модной в мире. Известна и технология этого чуда, когда высокое качество производства сочетается с работой с самыми известными и экстравагантными художниками, имена которых специально пропагандируются даже независимо от фирмы. Но все это — мода в рамках авангарда. "Коломбо" начала с того, что, сохранив структуру самого чуда (в Москву на выставку приехали ведущие итальянские дизайнеры фирмы Иеро Девиль (Hierro Desvilles), Тобиа Скарпа (Tobia Scarpa), Маурицио Кьяри (Maurizio Chiari), которые в течение следующей недели собираются давать мастер-классы), полностью изменила стилистическую направленность. Их мебель — это классика, вернее, весь спектр мотивов классической мебельной традиции от имперского стиля до китайщины.
Так что первый вызов — нарушение авангардных ожиданий. Второй — вызов уже самой классике. В версии "Коломбо" классика становится гротеском, даже демонизируется (имея в виду псевдоним их главного дизайнера Desvilles, что звучит как "дьявол"). На выставке представлено его кресло, две ноги которого серебряные, а две — прозрачные пластиковые, обивка бордовая, а подлокотники превратились в гигантские серебряные орлиные крылья; сидящему в нем политическому деятелю следует быть двуглавым, чтобы прибрести эмблематическое сходство с орлом. Китайские вещи Девиля напоминают необыкновенно величественных насекомых, у которых разные членения хитина раскрашены в максимально контрастные цвета — краснолаковые, золотые, серебряные. Местами это выглядит карикатурой.
Но только отчасти. Потому что с другой стороны — все это уникально сделанные вещи, из необыкновенно дорогих материалов, с подлинными драгоценными камнями, золотом и серебром. Все это очень всерьез, и топовые вещи разных коллекций, оказавшись в музее, смотрятся естественно. То есть понятно, что эта мебель — на века. Возникает довольно сложный, нестандартный образ державного гротеска. Если попытаться найти ему аналогии, то это предметный ряд римской античности, который возник в кино 70-80-х годах у Феллини, Пазолини, Бертолуччи. Когда острота варварства соединяется с имперской силой и почти кричащим богатством.
То, что российская политическая элита нашла себя именно в таких образах, казалось не вполне понятным. Воспоминание о том, что Москва — это Третий Рим, отнесенное к мебельному делу, слишком неожиданно. Но так было до этой выставки. Неизвестно, кому пришла в голову мысль выставить эти вещи рядом с коллекцией русской дворцовой мебели из исторического музея, но это блестящая мысль. Потому что вещи, которые заказывали себе для собственных интерьеров и для парадных залов российские монархи, итальянцев, пожалуй что, и перекрикивают. Они смотрятся и гротескнее, и державнее. Рядом с русским тронным креслом XVIII века, у которого над спинкой лежит груда золотых доспехов, на спинке вышит двуглавый орел, подлокотники заканчиваются двумя ощеренными львиными мордами, покоящимися на двух шарах-"державах", Девиль смотрится мастером довольно сдержанным. Когда представляешь себе человека в этом кресле, слышишь крик: "Ну кто на меня?!" Девиль говорит приблизительно то же, но не в таких выражениях.
Так что в результате возникло ощущение продолжения наших отечественных традиций. Для нас вызовы авангарду, вызовы классике — это не вызовы, мы их не ощущаем как провокацию. Державный гротеск на российской почве оказался чем-то вроде национального чувства формы или национального чувства власти и просто не мог не прийтись ко двору. Выставка блестяще демонстрирует мистическое единство вкуса этого двора. Меняются формы власти, фигуры, занимающие первое место в государственной иерархии, география страны — вкус остается. Есть коллекция Kremlin, и кто бы ни оказывался ее хозяином — царь, император, президент,— он продолжает ее пополнять, демонстрируя удивительное чутье в следовании раз выбранной оригинальной теме.