На нынешнем кинофестивале в Мангейме русское кино представлено лишь в короткометражном конкурсе — фильмом молодого петербургского режиссера Сергея Потемкина "Машина пришла". Из Мангейма — ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
В главном конкурсе Россия не участвует, наверное, потому, что у нас пока еще не так развито модное кинонаправление, сложившееся вокруг датской Догмы и пытающееся изображать реальность как она есть. Зато в программе есть фильм, где иногда говорят по-русски — американо-израильская картина "Беги" (Run), одна из работ, затрагивающих неизменно популярную тему межэтнических отношений. Израильские полицейские в ходе расследования гибели эфиопского мальчика-беженца обнаруживают грязного пьяного одноногого русского, который сидит в своем вагончике с грудным младенцем в полной прострации от исчезновения жены. Один из полицейских и сам сын русского иммигранта, и от него тоже жена ушла — сбежала обратно в Москву, оставив ему сына лет десяти.
Обращению с женами израильтяне могли бы поучиться у своих соседей-бедуинов, жизни которых посвящен другой израильский фильм — "Желтый асфальт" (Yellow Asphalt). Одна из новелл в картине как раз повествует о нелегкой судьбе немки, которая влюбилась в бедуина, вышла за него замуж и родила двух детей, а потом, наевшись досыта пустынной антисанитарной романтики, навострила лыжи обратно. Но не тут-то было: все ее нелепые попытки добежать до Европы пешком по пустыне с двумя детьми кончаются тем, что бедуин садится в машину и догоняет ее. Проще, конечно, было бы ее убить, как в другой новелле толстый противный Шмуль убивает свою прекрасную арабскую домработницу, вместо того чтобы жениться на ней, как обещал. А в третьей новелле противные израильские шоферы давят на шоссе несчастного бедуинского мальчика и откупаются от его родственников запасным колесом.
Гораздо более лучезарным образом решается проблема столкновения двух цивилизаций в слащавом голландском фильме "Магония" (Magonia), тоже сделанном из трех новелл, в одной из которых европейская путешественница лет 50 чувствует внезапную симпатию к обнаруженному в африканской хижине молодому негру и увозит его куда-то в своем джипе — вероятно, подавать манто.
Надуманность подобных захватывающих историй с их довольно навязчивым социальным или романтическим пафосом особенно очевидна на фоне конкурсной программы Мангейма, которая на 80% состоит из фильмов, снятых в стилистике Догмы, независимо от того, относят ли себя авторы формально к этому направлению. Тут, наоборот, чем обрывочней и бессвязней история, тем лучше: "догматики" ничего не рассказывают и очень мало что показывают, они лишь констатируют фрагментарность человеческого восприятия. Главная прелесть "догматического" подхода в том, что актеры (или выполняющие их функции непрофессионалы) освобождаются от мучительной обязанности соблюдать правильное расположение относительно камеры, потому что, во-первых, ручная камера (или видеокамера) сама за ними суетливо бегает, а во-вторых, режиссеру не так важно, попадет в кадр лицо актера или его коленка — у "догматиков" каждое лыко в строку, они заботливо вклеивают в свой коллаж каждый кусок, который им удается вырвать из реальности.
В такой манере снята датская "Точка зрения" (P. O. V. — Point Of View), фильм Томаса Гисласона (Tomas Gislason), бывшего монтажера Ларса фон Триера (Lars von Trier). Фильм об эксцентричной датчанке, собравшейся расписаться с соотечественником в Лас-Вегасе, но в последней момент сиганувшей на мотоцикл к какому-то типу и в итоге оказавшейся в американской тюрьме. Нормальным способом изобразить этот сюжет немыслимо: не разберешь, что и почему происходит. А когда обрывочности содержания соответствует тщательно выстроенная мозаичность картинки — выходит вроде бы и ничего. Под 20-м номером в официальном списке фильмов Догмы фигурирует бельгийский "Страсс" (Strass): в данном случае пронырливая камера внедряется в актерскую студию, использующую методы знаменитой нью-йоркской студии Ли Страссберга (Lee Strassberg). В результате выясняется старая истина: что хороший экспромт должен быть тщательно отрепетирован и на самом деле спонтанность Догмы в ее сегодняшнем виде — кажущаяся.
Благодаря "догматическим" ухваткам, очень забавно смотрится трагический по тематике французский фильм "Эдип" (Oedipus) о полицейском, который нечаянно убил своего отца и женился на матери. В конце вместо хора, положенного в греческой трагедии, ситуацию комментируют негритянские рэперы. Польская разновидность Догмы "Я смотрю на тебя, Мария" (Patrze, Na Ciebie Marysiu) рассказывает, естественно, о загадочной славянской душе. Известный психиатр пытается вылечить актера, который перестал видеть. Потерпев неудачу, доктор сам начинает потихоньку сходить с ума и окончательно дозревает на собственной свадьбе: объявляет невесте о решении прекратить врачебную практику, уединяется в ванной, разбивает головой зеркало и засыпает на полу.
Есть в мангеймской программе и примитивное американское подобие Догмы — "Верджил Блисс" (Virgil Bliss), смутно напоминающая фильм "Покидая Лас-Вегас" (Leaving Las-Vegas) "социалка" о досрочно выпущенном заключенном и проститутке, которые тоже хотят простого человеческого счастья. Но даже тогда, когда за попытками "догматиков" и их эпигонов не скрывается никакой философский или психологический смысл (в лучшем случае социологическая спекуляция), все равно их метод меняет отношение к "обычному", постановочному кинематографу, к которому начинаешь относиться с еще большим недоверием.