— Вы часто говорите, что снимать можно только о двух вещах — смерти и сексе, а большинство ваших фильмов рассматривают самые масштабные события и проблемы человечества. Насколько вас задели события 11 сентября?
— А что вы можете сказать о Французской революции? О терактах в Америке говорить пока рано. Прошло еще слишком мало времени, еще даже не закончилась идентификация погибших. У меня есть все моральные основания, чтобы быть солидарным с пострадавшими. Я подозреваю, что моя позиция такая же, как и у вас и у любого другого нормального человека.— Вы снимаете исключительно интеллектуальные картины. Не хотелось бы ради эксперимента снять что-нибудь более доступное?
— Любой режиссер мечтает, чтобы его фильм посмотрело максимальное количество зрителей. Если кто-то из моих коллег говорит, что это не так, значит, он врет. Я в этом ничем не отличаюсь от других режиссеров. Но мне хочется говорить с моей аудиторией моими собственными словами. И уж потом надеяться, что она будет достаточно большой.
Я просто убежден, что сейчас кинематограф — достаточно утонченная форма искусства. Здесь может быть очень непростое содержание, которое можно выразить только очень непростой формой. И мне даже в качестве эксперимента не хотелось бы снять голливудское кино.
— Вы начинали как художник и в ваших фильмах внешнее очень часто превалирует над внутренним. Какой вид искусства вам кажется более совершенным — живопись или кинематограф?
— Я действительно начинал свою творческую карьеру как художник и до сих пор считаю, что рисунок — лидирующая форма любого визуального искусства. Его каноны оттачивались веками, технология очень проста и финансово доступна. Этот вид искусства был первым знаком возникновения человеческой цивилизации, и думаю, что будет последним знаком в момент ее исчезновения.
Напротив того, кинематограф — очень ограниченное технически искусство со 105-летней историей, которая, по моему мнению, уже закончилась. Кинематограф умер, хотя некоторые люди и думают, что он по-прежнему является очень важным способом влияния на людей. Новые технологии подводят нас к другим, более совершенным изобразительным языкам. Сейчас я предпочитаю мультимедийное искусство, многие другие художники также сейчас работают на этом поле. И я думаю, что скоро большая часть западного искусства будет создаваться в области мультимедийных технологий.
— Вас называют классиком постмодернизма. По-вашему, это течение так же, как и кинематограф, умерло?
— Само слово постмодернизм очень опасно потому, что вы можете вложить в него любой смысл, какой вам захочется. Но я думаю, что у постмодернизма есть три наиболее интересные характеристики.
Во-первых, он является самосознающим искусством, и он осознает, что искусство — это артефакт, то есть что-то искусственное. Во-вторых, постмодернизм переосмысляет историю и в этом смысле является даже визионерским. Кстати, мне было бы интересно сделать киноремейк истории. И, в-третьих, в нем очень много иронии, его нельзя воспринимать слишком серьезно.
Если же вообще говорить о внешнем и внутреннем, то за последние десятилетия философы с успехом доказали, что содержание сводится к языку, и содержание моих фильмов — в языке.
— Расскажите поподробнее о вашем новом проекте, деньги на который, в частности, выделит российское Министерство культуры.
— Этот проект называется "Чемодан Тульса Люпера". Это очень амбициозный, очень длительный проект, который будет связан не только с кинематографом, но и с новыми технологиями. Он предполагает создание 16-серийного телефильма, 3-серийной экранной версии, веб-сайтов, выпуск книг и DVD. Съемки будут проходить по всему миру — от пустыни в штате Колорадо до степей Маньчжурии, две части сериала я собираюсь снять в России, может быть, еще две в других странах Восточной Европы.
Фильм охватывает период с 1928 года, когда был открыт уран, по 1989 год — падение Берлинской стены. Он имеет подзаголовок "Вымышленная история урана". Наверное, историки будущего будут считать наш век веком урана, так как многие события были обусловлены открытием этого элемента. Но уран — такая же метафора. Как вы знаете, уран имеет 92-й номер в Периодической таблице элементов, поэтому в фильме будет 92 события, 92 актера и 92 чемодана.
Сам Тульс Люпер все время находится в заключении. Если можно так выразиться — он профессиональный узник. Но главное в фильме — это не Люпер, а его чемодан. Сейчас человечество находится в постоянном движении, а чемодан в моем фильме — не только вместилище нескольких жеваных сорочек и зубной щетки, но и воспоминаний, амбиций, человеческих примет, в нем хранится то, что мы хотим всегда иметь под рукой.
Вот, кстати, еще одна роль урана и физики. У людей нет точки опоры, политические теории меняются каждую неделю, религии — каждый месяц, а философские концепции — каждый вечер. Может быть, людям хоть бы субъективно будет легче жить, если они будут знать, что вот этот стол или ваш диктофон состоит из тех же самых элементов, которые можно найти в другой части Вселенной. Уран, по крайней мере, не обманет.