Яков Миркин о том, какие явления сопутствуют кризису: «Мы недооцениваем значение серой экономики как амортизатора, особенно в моменты кризиса. Во время кризиса она адаптивна. Когда спрашивают, почему в Греции не началось народное восстание, когда семь лет падал ВВП и упал, по-моему, на 27%, ответ заключается в том, что Греция — эта страна, которая по доле серой экономики является самой "продвинутой" среди развитых стран в Европейском союзе. У нас, по оценке Всемирного банка на рубеже 2010-х годов, доля серой экономики была чуть больше 40%. Серая экономика — это все, что неформально: зарплаты в конверте, садики-огородики, неучтенное личное подсобное хозяйство, лесозаготовки мимо кассы или торговые услуги мимо кассы. Известно, что личное подсобное хозяйство, которое, тем не менее, стремятся учитывать, перед кризисом давало более 40% сельскохозяйственной продукции, по картофелю, кажется, 80%. А если брать наши огороды, наши сады, то нужно понимать, что это реальное огромное подспорье для семей с низкими бюджетами. Это было всегда, прежде всего в регионах, потому что всегда были очень низкие заработные платы, и домашние бюджеты всегда складывались из этой помощи».
«Но когда экономика входит в "минуты роковые", все это увеличивается и служит амортизатором. Увеличивается криминал — в этом году на 7-8% увеличилось число преступлений, но не тяжелых, которые уменьшаются, а мелких. Это естественный спутник любой анархии, любой турбулентности, и кризис, который создает меньший порядок, большую энтропию в экономике и в обществе, конечно, нас отбрасывает: хуже демография, мы это начали видеть в этом году, больше преступности. Перед кризисом, в 2013 году, размер ВВП был больше $14 тыс. на душу населения, если говорить о Москве, это было больше $30 тыс. на душу населения, и это уровень хорошей, развитой страны. В 2016 году, по прогнозам Всемирного банка, этот показатель по России упадет до $8,4 тыс. на душу населения, что очень значительно. Социальные риски начнут резко повышаться. Когда будет трехкратное снижение, $4,5 тыс., может, $5 тыс., мы увидим этот возврат к началу 2000-х, к концу 90-х».
О том, куда движется российская экономика: «Мы здесь начинаем рассуждать в сценариях. Мне кажется, можно говорить о четырех-пяти возможных сценариях. Пока с вероятностью до 10-15% — это неприятности, это закрытая экономика, это башня из слоновой кости, это новые занавески, не занавес, но занавески. Это военизированная экономика. Если вдруг прилетит какой-то жесткий геополитический шок, или мы недооценим уровни концентрации рисков, например, в банковской системе или в регионах, дефолт регионов, поползет то, что мы называем "цепная реакция системного риска", очень острая».
«Две следующие модели — это экономики стагнирующие. Это как раз Латинская Америка и большой Иран — полузакрытые, полурыночные, под санкциями, огосударствленные, со сверхконцентрированной собственностью, с латифундией. Они могут существовать в этом состоянии десятилетиями, где-то прорываясь, где-то отставая, где-то испытывая шоки политические или экономические. Но весело — жизнь неожиданная, с приключениями, с румбой или с танго, и, в общем-то, человек с образованием может себе представить, что он живет в непрерывном приключении и получает от этого огромное удовольствие».