Три года назад чикагский джазмен Орберт Дэвис совершил путешествие на Кубу. По итогам визита он договорился о культурном обмене между студентами Университета искусств в Гаване (ISA) и музыкантами из Чикаго. После того как в конце прошлого года США объявили об окончании эпохи противостояния с Кубой, стал возможен невиданный доселе проект — совместное выступление на сцене чикагского театра «Аудиториум» музыкантов Чикагского джазового филармонического оркестра и оркестра ISA. О нем ОРБЕРТ ДЭВИС рассказал ЕВГЕНИЮ КОНОПЛЕВУ.
Фото: Zuma Press / Kommersant Photo
— «Американско-кубинский оркестр» — это в числе прочего политический проект? Может быть, отчасти что-то вроде израильско-палестинского оркестра Дэниеля Баренбойма?
— У меня не было и нет политических задач. На самом деле первая скрипка Чикагского джазового филармонического оркестра (CJP) играла у маэстро Баренбойма и рассказывала нам об этом опыте много интересного. Но наше отличие в том, что мы не ставили перед собой никаких политических целей. Мы с моим другом Фрэнком Чавесом — чикагским хореографом — поехали на его родину, откуда его увезли навсегда, когда Фрэнку было полтора года. А дальше все произошло само собой, и уж точно без каких-либо политических задач. Результат мне очень нравится, а если он еще и улучшает отношения между нациями, а мне кажется, что это так, то я абсолютно счастлив.
— И два гимна, которые вы играете в начале концерта, — американский и кубинский — тоже не являются политическим жестом?
— И здесь совершенно другая история. Ты же был в зале, и рассказывал мне, что вы веселились и пританцовывали под кубинский гимн. Когда я писал эту аранжировку, я сильно переживал и сомневался, корректно ли это — играть национальный гимн Кубы как румбу. Но в каждой версии, которую я встречал, я слышал танец, и много людей, с которыми я советовался, сказали: «Решайся, это будет здорово!» Я рисковал, скажу тебе откровенно. Но итог все оправдал, звучащие один за другим гимны США и Кубы впечатляют зрителей тем, какие же это разные миры!
— Все это воспринимается так, как будто Куба, прожившая последние полвека при коммунистическом режиме, выглядит куда более свободной и живой, чем «ведущая мировая демократия». Согласитесь?
— Точно! Но это вопрос для отдельного разговора на пару часов. С одной стороны, тут играет роль невероятный профессионализм кубинских студентов и удивительное чувство ритма, которое у них в крови... Они играют мою музыку лучше, чем афроамериканцы!
С другой стороны, когда наш уникальный флейтист Стив Айзен, на экспертном уровне изучавший кубинскую мелодику, начал играть в Гаванском университете, тут уже ребята делали круглые глаза и спрашивали: «Ты уверен, что ты не кубинец?!»
Я думаю, что дело еще и в моем методе — я и в Чикаго так работаю, и на Кубе так общался со студентами. Они то ждали, что к ним сейчас придут суровые американцы, будут смотреть на них сверху вниз и постоянно кричать... И вот я вижу, что они смотрят в ноты, нахмурившись. Тогда я достаю мобильный телефон, начинаю их фотографировать и говорю: «Что вы делаете, когда видите фотокамеру?» В ответ, естественно, улыбки. И я воскликнул: «Вот! Вот, чего я хочу. Когда играете мою музыку, улыбайтесь!» Я не хочу лидировать сверху вниз, я не хочу ни поднимать кого-то до своего уровня, ни сам переходить на чей-то уровень. Давайте все перейдем на уровень друг друга и устроим фан! Мне потом сказали, что, оказывается, я всю жизнь работал по кубинской методологии. (Смеется.)
Именно поэтому когда ребята приехали в Чикаго, для них это было как отдых, как путешествие — музыкальное путешествие.
— А вам от консервативных джазменов, сторонников чистоты жанра, за такие эксперименты не достается?
— А мне все равно! (Смеется.) Но скажу тебе по секрету, Эрнесто — кубинский дирижер, выступающий во второй части концерта, сказал мне перед его началом: «Мы не будем танцевать! Мы не будем танцевать, потому что это такой зал!.. Классический зал!» И я чуть не закричал в ответ: «Нет, нет, нет! Вы должны танцевать! Потому что зрителям это нужно».
Я так скажу, мы в Америке уже не одну сотню лет прожили на этаком фоне «ты должен делать это только так». Со мной в Бразилии мой переводчик разоткровенничался: «Как вы, американцы, любите на всех ярлыки вешать! Ты черный — ты должен делать так, польский эмигрант, русский эмигрант — ты должен делать так или так!» Но музыка, и особенно джаз, они не признают границ! Майлс Дэвис начинал играть еще с Чарли Паркером, и вместо того чтобы повторять экстравертного Диззи Гиллеспи, Майлс пошел своим путем и играл очень эмоциональную и очень интровертную музыку. Так родились и cool jazz, и West Cost jazz. Представьте теперь, что кто-то подошел бы к Майлсу и сказал: «Неправильно играешь...»
Возвращаясь к твоему вопросу про критиков — пока ко мне никто не подходил. (Смеется.) Просто если они ждут строгих классических традиций, то они пришли не на тот концерт. В Чикаго все в курсе.
— Забавно, что сами эти «революционеры» уже стали золотой классикой. Я видел в вашем «послужном списке» одну из работ — посвящение Майлсу Дэвису.
— Да, хороший пример. Когда я делал эту работу, готовил эти аранжировки, я почувствовал, что хочу серьезно изменить его музыку. Но прежде чем позволить себе это, я поговорил с племянником Майлса. Знаешь, что он сказал мне: «Обязательно! Майлсу бы это очень понравилось. То, как делал он, он уже сделал! И это уже история. А музыка должна развиваться!»
Я думаю, в этом одна из главных проблем современной классической музыки: она пришла к такому состоянию, когда все, на что она способна, это воспроизводить саму себя.
Например, в США скрипач может окончить престижную консерваторию, потратить уйму денег и ни разу (ни разу!) не услышать о величайшем композиторе современности — Дюке Эллингтоне!
Помню, когда мы создавали CJP, классические музыканты не знали почти ничего, кроме классики, мы буквально не могли общаться на одном языке. Я им говорю: «А давайте-ка попробуем это сделать как Бэйси в Old Testament» — и по их глазам понимаю, что они впервые слышат про Old Testament и New Testament Каунта Бэйси!... Минуточку, вы вообще американцы? Как вы можете этого не знать?! Вот к чему может приводить жесткость традиции. Вот почему я думаю, что джаз и спонтанная импровизация могут и даже должны стать следующим шагом для классической музыки.
— Чикагский джазовый филармонический оркестр — это джазовый или классический коллектив?
— И то и другое. Я дирижирую и пишу музыку как классический музыкант. Но любой, кто посмотрит на мои работы, увидит, что я опираюсь на джаз, что я заимствую из джаза. В нашем оркестре все немного не по правилам, каждый концерт непохож на другой. Нас знают и любят в том числе за наше новаторство. Мы одни из немногих в городе, кто может собрать такой зал как Auditorium Theater — более 4000 зрителей — в условиях нынешней культуры, когда джаз не так популярен.
— В Чикаго и в Америке непопулярен джаз?!
— Ну не до такой степени. Но джазовых музыкантов, которые могли бы нормально существовать, сегодня немного. Вот мой друг Курт Эллинг, талантливый вокалист, он поживает очень даже хорошо. Но он на гастролях 40–50 недель в году. Я семейный человек, я бы так не смог, я хочу видеть, как растут мои дети.
Одна из вещей, которые восхитили нас на Кубе — культура и музыка так важны для них! Мы, американцы, это потеряли. Мы страна множества культур, но у нас нет одной музыки, которая бы определяла, кто мы. Музыка стала развлечением — сын любит рэп, мама любит классику, папа любит кантри... Нет семей, которые собираются вместе и поют или играют музыку. У всех наушники на головах, мы своей музыкой не делимся друг с другом. А кубинцы делятся — поэтому каждое их выступление становится представлением, спектаклем, шоу!
И кстати, то единение людей, которые ты видел на нашем концерте, не очень типично для Америки. Это — наша гордость, это наша аудитория, мы растили ее больше 20 лет. Это, в общем-то, и есть наша семья.
— И что будет дальше с американско-кубинской программой? Она что-то поменяла в мире и в жизни участвующих в ней людей?
— О, мы открыли ящик Пандоры! Во-первых, и я к этому не имею никакого отношения, меня поставили перед фактом: 13 ноября, дата премьеры нашей программы, объявлен в университете ISA джазовым днем — каждый год в этот день будет праздник джаза!
Во-вторых, оркестры начали плодиться. Был один Чикагский джазовый филармонический — теперь их уже три. Появился и наш оркестр-близнец в университете ISA, и совместный кубинско-американский коллектив. Я с удовольствием беру эти проекты под свое крыло, мы продолжаем профессиональное сотрудничество. Посмотрим, куда это все поведет нас дальше. Найдем продюсеров или меценатов — поедем и по всем Штатам, и по всему миру.
О таких примерах надо рассказывать: полвека у наших стран не было никаких отношений, а тут у нас буквально музыкальная семья единомышленников. И все это так искренне, с таким взаимным удовольствием! У кого-то еще есть вопросы о силе искусства?