Кремлевский балет реанимировал "Ивана Грозного" Юрия Григоровича и показал его на сцене Кремлевского дворца. Четвертьвековой давности балет собрал далеко не полный зал. Но те, кто собрались, реанимацию приветствовали восторженно.
С афиши Большого "Ивана Грозного" снял сам автор еще в 1990-м. Полагаю, не потому, что прославление деспота в эйфорический период поздней перестройки было неуместным,— об идеологии балетные деятели задумываются редко. Скорее, по производственной необходимости: как раз в этом году в Лондон сбежал брутальный Ирек Мухамедов — последний настоящий танцовщик "театра Григоровича". Рафинированные премьеры нового поколения так и не смогли ни вытянуть физически этот изнурительный спектакль, ни достоверно изобразить глубину страданий царственного маньяка. Так что "Иван Грозный" был отложен до лучших времен. Каковых и дождался.
Руководитель Кремлевского балета Андрей Петров сделал ставку на Григоровича еще в позапрошлом году, позвав опального балетмейстера возобновить "Ромео и Джульетту". На фоне его собственных произведений спектакль советского классика в декорациях и костюмах покойного Симона Вирсаладзе выглядел весьма презентабельно. К этому сезону положение Кремлевского балета стало шатким: Андрея Петрова сняли с поста директора Кремлевского дворца, и новому директору надоели пустые залы на спектаклях кремлевской труппы . "Иван Грозный" был необходим в качестве шлягера--гаранта сборов.
Нельзя сказать, что эту задачу спектакль выполнил: несмотря на широкую рекламу и демпинговые цены, зал был полупуст. Во всяком случае, когорта критиков (эту вражескую породу в Кремль не зовут издавна), прикупив дешевые билеты, с комфортом расположилась в первых рядах партера. Однако и ползала на балете в Кремле — уже успех.
После десятилетнего перерыва один из лучших спектаклей Юрия Григоровича выглядел поучительно. Этот крепко сколоченный и эффектно упакованный балет (хотя иконоподобные задники Симона Вирсаладзе возобновлены весьма приблизительно) поразил примитивностью почти трогательной. Странными сейчас кажутся баталии двадцатилетней давности, когда критик Вадим Гаевский обвинил балетмейстера в том, что тиран у него — носитель духовности, а балетмейстер в ответ добился запрещения книги критика, в коей это утверждение содержалось.
Сегодняшнего "Ивана Грозного" трудно принимать всерьез — разве что какой-нибудь девственный политик углядит тут борьбу президента с Советом федерации. Этот образчик эстетики 70-х выглядит сущей пародией на советский балет. От лобовых режиссерских приемов Юрия Григоровича, растиражированных многочисленными эпигонами (что неудивительно — все наши балетмейстеры последних 40 лет вышли из "шинели" отечественного классика), веет тоской заштатного ДК. Бурное движение масс — крупные планы статичных монологов; лирика — героика; положительное — отрицательное. Антитезы выражены с редким аскетизмом: на все про все хореографу хватило трех-четырех движений.
Чист душой "народ", роящийся вокруг звонарей — выразителей его сокровенных чувств: легкие па-де-баски, притопы a la russe, присядка, ковырялочки. Карикатурны властолюбивые бояре: тяжелые притопы a la russe, па-де-баски, ковырялочки, руки над головой (по-старобалетному — "корона"), стиснутые кулаки (дескать, всю страну — к ногтю). Жесток, но справедлив несчастный Иван: те же руки над головой, но с другой — праведной — окраской; те же стиснутые кулаки, но обозначающие наведение порядка и сплочение страны; плюс — многочисленные жете-ан-турнан и револьтадты по четыре подряд, что символизирует высочайшее напряжение сил.
Танцы кордебалета особой квалификации не требуют, недаром с творениями Юрия Григоровича легко справляются полусамодеятельные труппы российских окраин. Кремлевский балет привлек на помощь учеников балетных школ Натальи Нестеровой и Геннадия Ледяха, так школьников от артистов не отличить. Сольные партии — дело другое: для их наполнения требуется редкая выносливость и актерское нутро. Первые исполнители "Ивана Грозного" — иконописная Наталья Бессмертнова и неистовый Юрий Владимиров — добросовестно поработали с молодыми артистами Кремлевского балета. Допускаю, что лучше 20-летнего Романа Артюшкина партию Ивана не смог бы станцевать ни один его ровесник; Наталья Балахничева хоть и грузновата, но очень мила, а Айдар Шайдуллин в роли Курбского старался не только прыгать жете и скакать на воображаемой лошадке, но и переживать разнообразные чувства. Однако сыграть неподдельный пафос семидесятников сегодня невозможно. Как невозможно прожить золотой век советского балета во второй раз.
Публика, однако, так не считала. Финальная овация предназначалась не только исполнителям и вышедшему на поклон бодрому 74-летнему балетмейстеру. В ней отчетливо читалась ностальгия по добрым советским временам, когда врага можно было распознать сразу и с наслаждением удушить собственными руками. Как Иван — боярина.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА