"Мне нужна лампа. Все, что есть в магазине, меня не устраивает. Тогда я задаю себе один-единственный вопрос: какая лампа мне понравится? И начинаю ее делать". У Марка Ньюсона — человека-завода и одного из самых влиятельных современных дизайнеров — все просто. Дизайн должен решать проблемы, и если дизайнер хороший, то ему не нужна специализация: он хорош и в создании вилки, и космического корабля. Материал и масштаб меняется, но принципы остаются те же. Своим примером Ньюсон не устает это доказывать, не обращая внимания на ярлыки, упреки в попсовости и излишней понятности, сопутствующие его профессиональной неуемности. Для наших домов он делает столы, кресла, светильники, зеркала, чайники и тостеры. Для домов модных, ювелирных, косметических и коньячных — рюкзак Louis Vuitton, ручку Montblanc, колье Boucheron, в его бутылки разливают духи Shiseido и коньяк Hennessy. Он проектирует то, что движется: велосипед Biomega, концепт-кар Ford 021С, персональный реактивный самолет Kelvin 40 по заказу Fondation Cartier и даже космический корабль для EADS Astrium. Оформляет интерьеры — частного джета Falcon 900B и парижского магазина своего друга Аззедина Алайи. И обожает часы: от самых первых 1986 года Pod watches к Atmos 561 и Atmos 566 для Jaeger-LeCoultre и, наконец, Apple Watch. Кажется, нет такой области, где бы Ньюсон не поставил свою марку. Кто-то шутил, что не было стиральных машин. Но наверняка уже сделал.
Марк Ньюсон родился в Сиднее. И даже сегодня в свои 52 года, с семьей и двумя детьми, со студиями в Лондоне и Париже и миллионными контрактами он по-прежнему выглядит как лохматый, небритый серфер, готовый в любую секунду броситься в океан ловить волну за хвост. Австралия дала ему не только чувство свободы, животный аппетит к жизни, но и вкус к самым высокотехнологичным вещам. Сам Ньюсон, говоря о своей родине, отмечает это редкое сочетание дикой природы и молодого современного общества. Позже оно прорастет и в его работах. В детстве Ньюсон много путешествовал с семьей. Видел Европу, пожил в Азии. Говорит, что насмотренность — лучшее вдохновение.
Дизайну он никогда не учился. Вернувшись в Сидней, поступил в местную арт-академию. Изучал историю искусств, ювелирное ремесло и скульптуру. Главными учебниками по дизайну стали итальянские журналы Domus и Ottagono, которые он "одалживал" в газетном киоске, где подрабатывал после учебы. Так он узнал о существовании Memphis — легендарной группы итальянских художников, дизайнеров и архитекторов, которых в 1980 году в Милане объединил Этторе Соттсасс, чтобы создавать яркие, геометрические, не всегда практичные, но всегда смелые предметы интерьера из высокотехнологичных материалов. "Живьем" работы итальянцев, звезд так называемого поп-дизайна, Ньюсон видел в прибрежном отеле, который держала его мать. Тут были и модные по тем временам пластиковые офисные тумбы Джо Коломбо — разноцветные и с выдвижными ящиками, и универсальные бинбеги — итальянские кресла-мешки, про авторство которых спорят до сих пор. На этом ньюсовские университеты заканчиваются. Сам он рад, что не впитал никаких традиций, а полагался только на собственный инстинкт. И он его не подвел.
Эксперименты с мебелью Ньюсон начал еще будучи студентом, и всего спустя два года после окончания учебы, в 1986 году, он создает свой первый хит — шезлонг Lockheed Lounge. Формой он напоминает кушетки французских будуаров XIX века. На такую можно было бы положить мадам Рекамье, но едва ли она там долго бы пролежала — а уж позировать Давиду точно не смогла: Ньюсон вручную обтянул свой шезлонг, сделанный из усиленного фибергласса-пластика, алюминиевыми листами так, что теперь его сравнивают c гигантской плавно растекшейся каплей ртути. В роли мадам Рекамье XX века выступила Мадонна, увековечив усовершенствованную версию Lockheed Lounge 1990 года в клипе на песню "Rain", а сам Филипп Старк приобрел один из 15 шезлонгов и поставил его в холле своего нового отеля Paramount в Нью-Йорке. Колесо маркетинга закрутилось.
С тех пор изобретение австралийца трижды выходило в рекордсмены аукционов среди работ современных дизайнеров. Последняя планка была взята в апреле 2015 года на Phillips в Лондоне, где Lockheed Lounge ушел с молотка за 2 434 500 фунтов. В 2010 году он был продан на том же аукционе, но дешевле на миллион.
"Мне хотелось объединить ручную работу и технологии, прошлые века и будущие, антиквариат и футуризм" — эти слова Марка Ньюсона относятся к Lockheed Lounge, но они верны и для Pod of Drawers — знаменитого комода 1987 года, с которым он въехал в Музей декоративного искусства в Париже. Принцип тот же, что и с шезлонгом. Алюминиевые листы выглядят как вторая кожа, а швы — как шрамы, которые никогда уже не зарубцуются. Своей пузатостью комод напоминает мебель эпохи Людовика XV, а если смотреть ближе, то Pod of Drawers годится во внуки комоду 1925 года французского декоратора Андре Грульта. Тот, кстати, одет в настоящую кожу и также входит в коллекцию парижского музея.
На родине в Австралии коллекционировать вещи Марка Ньюсона стали совсем недавно, уже после международного признания. Но Музей прикладного искусства и технологий Сиднея оказался более дальновидным. Еще в 1988 году по заказу музея Ньюсон спроектировал кресло Embryo — объемного пришельца на трех ногах, который словно прилетел из утопичного мира Джетсонов, где роботы похожи на людей, а машины — на мебель. Впрочем, в американском мультфильме, которым Ньюсон засматривался в детстве, он подсмотрел и свои стулья, похожие на нарисованные кресла космических кораблей, и приплюснутые, как НЛО, столы. И не один Ньюсон вдохновлялся Джетсонами. Создавая один из первых iMac, главный дизайнер Apple Джонатан Айв думал именно о том, как бы выглядел компьютер Джетсонов. Кстати, они познакомятся в Токио, куда Ньюсон переедет работать в конце 1980-х, и сразу найдут общий язык — уж не благодаря ли американской мультяшной семейке?
Япония стала для Марка Ньюсона вторым домом. Он называет ее своей страной-двойником. Все там связано со всем: кухня с садом, сад с религией, религия с архитектурой. Ньюсон работает у Теруо Куросаки — гуру местного дизайна и куратора с большими международными связями. В Токио индустриальные мотивы отходят на второй план, на первый выдвигаются форма и цвет. Появляется кресло Orgone — в нем Ньюсон впервые использует форму песочных часов, которая станет фирменной подписью дизайнера. Потом он несколько изменит формы этого кресла и разложит его в шезлонг. Так появится Orgone Longue — настоящая доска для серфинга, только на ножках.
После Токио дизайнер переберется в Париж, а оттуда — в Лондон. Сегодня он живет между двумя столицами. Вместо океана все больше горы, но на доске держится так же уверенно — с курса, в том числе и рабочего, его ничто не собьет. В чем секрет? "Мне нужно быть счастливым, в хорошем настроении и путешествовать в новые отличные места. Чтобы хорошо работать, я должен хорошо отдыхать". И ведь с этим не поспоришь.