Читателю книги Доннеллан разъясняет свою методику работы с актером, можно сказать — свою теорию. Вообще-то об оригинальности любой сценической методики сегодня следует говорить с осторожностью: за прошлый век понаписано о театре столько, что у каждого письменного режиссерского сочинения непременно найдется более знаменитый первоисточник. Единственный способ претендовать на патент состоит, очевидно, во введении в театральный обиход новых понятий, которые могли бы четко выделяться из мусора привычных штампов. Англичанин предлагает два новых слова: вынесенное в заглавие книги "мишень" и "ставка". И связь между ними устанавливает, как в ядерной физике. Мишень — нечто нематериальное, существующее всегда, внеположенное актеру, но определяющее любое его действие на сцене. А ставка — продукт расщепления мишени, то, что для персонажа находится на кону и потому определяет драматизм момента. Доннеллан тактично, но весьма решительно выступает против многих истин театральной практики. Например, против так называемой актерской концентрации, то есть сосредоточенности на себе, на своих внутренних психологических резервах. В то время как именно на этой пресловутой духовной концентрации (обязательным условием которой становится уход от житейской суеты) построены тренинги больших и маленьких театральных гуру.
Режиссер выступает оппонентом и традиционных консерваторов, и одухотворенных пророков. Его театральная философия построена на человеческих несовершенствах. Книга "Актер и мишень", написанная очень увлекательно и убедительно и, можно сказать, с чувствительным снисхождением к человеческим слабостям, построена на проницательном знании человеческой психологии. Поэтому она пригодится не только актеру, но и каждому, кто хочет преодолеть свою несвободу и познать все болезненную остроту настоящей жизни. В свое время мы бросились читать Карнеги (Dale Carnegie) и ему подобных, да как-то быстро в них разочаровались. Доннеллан этим сочинениям дает сто очков вперед, тем самым приводя еще одно доказательство того, что театр знает про человека нечто очень важное, прочим видам художественной рефлексии недоступное.Только что вышедший сборник "Зяма — это же Гердт!" — тоже об актере и человеке, точнее — о человеке в великом актере. Зиновия Гердта вспоминают режиссеры, поэты, писатели, актеры. Однако книга изменяет канонам мемуарного сборника. Благодаря емким комментариям вдовы артиста Татьяны Правдиной — они предуведомляют каждое воспоминание — мемуары приобретают ценное для этого жанра свойство живой речи: мемуаристы становятся из авторов книги ее героями со всеми их творческими успехами, промахами, житейскими достоинствами и личными недостатками. Свидетельства супруги Зиновия Гердта не только о его отношениях с коллегами и друзьями, воспоминания Татьяны Правдиной — еще об уюте семейной жизни, редком явлении в семьях великих. Эпизод, фраза, деталь — через эти, казалось бы, заштампованные мемуарные приемы открывается другой Гердт, неизвестный киноманам и театралам. "Видеть вас — одно удовольствие, а не видеть — совсем другое..." — говорил он иногда при встрече. Ни одна теория актерского мастерства не научит так шутить.
ПАВЕЛ Ъ-СИГАЛОВ, АНДРЕЙ Ъ-СЛАДКОВ
Деклан Доннеллан. Актер и мишень. М., МКТС, 2001"Зяма — это же Гердт!" Нижний Новгород, ДЕКОМ, 2001