Вчерашний день считался критическим для властей Пакистана — пятница и годовщина прихода к власти генерала Первеза Мушаррафа (Pervez Musharraf). Во всех крупных и многих мелких городах состоялись антиамериканские, а отчасти и антиправительственные демонстрации. О том, как прошел день в Пешаваре — городе, окруженном лагерями афганских беженцев, специальный корреспондент Ъ в Пакистане БОРИС Ъ-ВОЛХОНСКИЙ.
Вчерашнего дня ждали с нетерпением — правда, в основном иностранные журналисты. Местному же населению все давно надоело. Они, конечно, сопереживают мирным афганцам, попавшим под американские бомбы, но больше беспокоятся о перспективах собственного бизнеса, который уже пострадал и может пострадать еще сильнее от происходящего. Официальный представитель МИД Пакистана Азиз Ахмед (Aziz Ahmed) накануне, отвечая на вопросы журналистов, заявил: "Выступления? Какие выступления? Нет никаких выступлений — разве что в отдельных городах. Что будет завтра, я не знаю, но уверен в одном: власти полностью контролируют ситуацию".
И все же крупных выступлений ждали. И самых массовых — в Карачи, Кветте и Пешаваре. В Кветту авиарейсы один за другим отменяются. В Карачи нет билетов. Пришлось остановится на Пешаваре, куда из Исламабада можно доехать на машине за три часа.
Демонстрация в Пешаваре и правда оказалась крупнее всех предыдущих. По оценкам полиции, в ней приняли участие 8-10 тыс. человек. Не очень большая площадь в старом городе в районе Хайбер-базара и прилегающие к ней улочки были напружены народом. Некоторые молодые люди, видимо, памятуя о недавних столкновениях с полицией, захватили с собой деревянные дубинки. Но демонстрация прошла как-то буднично. Казалось, люди пришли не по зову сердца, а просто отметить выходной день. Прокричали несколько раз "Амрика мурдабад" (Смерть Америке) и "Осама зиндабад" (Да здравствует Осама). Как водится, сожгли американский флаг. Некоторое оживление возникло в толпе, когда горящий клочок флага попал на руку кому-то из телеоператоров. Новшеством стало то, что вместо чучела Джорджа Буша демонстранты сожгли куклу британского премьера Тони Блэра. Видимо, для разнообразия. Потом мулла призвал всех разойтись по домам, что большинство и сделало.
"Скучно, скучно, скучно",— уныло бормотала симпатичная западная журналистка, бродя среди остатков догоравших флагов, портретов и чучел. Мое внимание привлек паренек, одиноко стоявший на углу с транспарантом, на котором было два портрета: Осамы бен Ладена и леопарда. И на урду написано: леопард. "Кого ты зовешь леопардом?" — спросил я его. "Осаму",— приосанившись, ответил он. "А почему?" — "Потому что он тигр",— гордо заявил мальчишка. "Но ведь леопард — это не тигр".— "Разве?" — удивился он и явно расстроился. Потом, видимо сообразив, что знание зоологии истинному борцу за веру не нужны, снова подбоченился и грозно сказал: "Все равно Осама сожрет Америку вместе с Бушем". Тут парню поспешил на помощь другой экс-участник демонстрации, заявивший: "Само имя Осама по-арабски означает 'лев'. А значит, он рожден побеждать".
Тем временем в еще не до конца рассосавшейся толпе торговцы пытались заниматься своим бизнесом: торговали финиками, орешками, сахарным тростником, свежими фруктами и тут же выжатым из них соком. Вдруг среди репортерской братии пронесся слух: сейчас, как только кончится очередная молитва, еще одна демонстрация состоится на другом конце старого города в районе Намак Манди (Соляного базара).
Оседлав трехколесные моторикши, журналисты рванулись туда. Но возле Намак Манди нас ждало разочарование. Эта демонстрация не шла ни в какое сравнение с утренней. "Ох, как скучно",— простонал уже такой знакомый и почти родной женский голос. Человек 500 двигались по улице все с теми же лозунгами. Небольшая группа отделилась от толпы, чтобы объяснить мне, что взрывы в Нью-Йорке и Пентагоне организовал вовсе не Осама, а совсем даже израильская разведка "Моссад". Пока мы стояли посреди улицы, нас догнала вторая колонна демонстрантов. Деться было некуда — пришлось пойти вперед, в первом ряду демонстрантов. Минут пять мы так и шли, пока бородатый старик на какой-то странной смеси английского, урду и пушту рассказывал мне, какие гады эти моссадовцы.
Наконец, удалось улизнуть. Но совсем уйти с улицы оказалось не просто. Детишки, только что кричавшие "Слава Осаме" и "Смерть Америке", норовили напоить водой из пластиковых канистр. Отказался — а вдруг они думают, что я американец. Нищие, видимо, поделившие улицу на участки, передавали меня друг другу, как эстафетную палочку. Сначала какой-то мальчишка долго клянчил 20 рупий (чуть больше 30 центов — огромные деньги для Пакистана), потом тетка с перебинтованной рукой ныла и стонала так заунывно, что хотелось дать ей 100 рупий, только чтоб заткнулась. Потом калека, потом еще кто-то и т. д.
Дольше всех плелся за мной юноша, торговавший майками с портретом Осамы. "Сколько?" — сдуру спросил я его. "200 рупий" ($3). Я скорчил кислую мину. "А сколько дашь?" Я попытался уйти, но он бежал за мной с километр, выкрикивая: "150! 100!" Может быть, если бы он дошел до 50, я бы и сломался. Но уж очень не хотелось раскручивать новую торговую марку.