Сегодня режиссер Роман Козак начинает практическую деятельность на посту художественного руководителя столичного Театра имени Пушкина: он показывает премьеру своего спектакля "Академия смеха" по пьесе японского драматурга Коки Митани. Перед премьерой РОМАН КОЗАК ответил на вопросы корреспондента "Коммерсанта" РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Соглашаясь возглавить не самый благополучный театр, вы выставляли особые условия культурным властям города?
— Только одно: быть не главным режиссером, а художественным руководителем, то есть иметь более серьезные полномочия. Для этого пришлось переписать устав театра.— Вы сняли какие-то спектакли с репертуара?
— Пока шесть. Два в филиале и четыре на основной сцене. Есть еще кандидаты на вылет, но с другой скоростью: теперь уже новые спектакли должны постепенно вытеснять старые. А некоторые могут идти и дальше, после косметического вмешательства. Криминального положения репертуара я не вижу.
— До того, как прийти сюда руководить, сколько раз вы были в Театре Пушкина за последние, скажем, пять лет?
— Вопрос очень точный. Ни разу не был.
— У Театра Пушкина сейчас нет своего лица. Здесь можно увидеть все что угодно: и коммерческий хит, и скучную классику, и халтурную современную белиберду.
— Совершено верно. Нет какой-то единой идеи в репертуаре, нет логики. Это главная проблема, с которой я столкнулся. Поэтому сейчас я предпринимаю сразу две интенсивные атаки: одна — на основную сцену и на филиал.
— А на вас идет атака? Я имею в виду предложения с улицы. Режиссеры и драматурги предлагают свои услуги?
— Клянусь, телефон не смолкает. Конечно, девять десятых из них — дилетанты. Стараюсь терпеливо высеивать интересное.
— Почему вы сами выпускаете первую премьеру не на большой сцене театра, а в крошечном филиале?
— Во-первых, потому, что планы большой сцены были сверстаны еще до моего прихода, а ломать производственный процесс нельзя, уже деньги потрачены. Во-вторых, потому, что для филиала на ближайшие сезоны задумана программа привлечения молодых режиссеров. Нужно приучить зрителей к этому новому театральному адресу. Я хочу снежный ком обновления Пушкинского запустить с Сытинского переулка. Оттуда недалеко, всего 300 метров. Может, докатится сюда.
— Труппа будет меняться?
— Не хочу изменений по КЗОТу и не хочу антрепризных гастрольных приглашений. Но в театр должны постоянно приходить новые силы, молодые актеры, которые вырастут в этих стенах. А иначе можно хоть Марлона Брандо приглашать — жизни не будет. Надеюсь, что мои студенты смогут влиться в Театр имени Пушкина. Собираюсь сделать с ними "Ромео и Джульетту".
— А старые актеры?
— Сейчас почти вся труппа занята. Я объявил актерам: я вас не знаю, смотрю спектакли, но по идущим спектаклям ваши реальные возможности узнать нельзя. Они все понимают, они нормальные люди. Но сейчас эти актеры похожи на спички, отсыревшие в коробке. Могут лежать так до бесконечности. Но если их положить в сухое и теплое место, могут и зажечься.
— Сейчас многие говорят: Козак слишком интеллигентен, чтобы жестко руководить. А иначе нельзя.
— Самые страшные — те, кто скручивает в бараний рог по-интеллигентному. На самом деле я иронично отношусь к бараньим рогам. Чаще всего они вырастают от слабости, и ничем, кроме показухи, не являются. Труднее ежедневно работать. Тому пример — мой учитель Ефремов. Он не делил, подобно некоторым, весь мир на своих учеников и не своих. Его сила была как раз в широте, в объективности подхода. Разрубать, махать шашкой надо на репетиции, а не в кабинете.
— Люди того поколения приходили руководить театрами навсегда, до гробовой доски. Сейчас другое ощущение времени и профессии. Что заставляет вас взваливать на себя такие заботы? Вы же, в сущности, попали сюда случайно.
— Если бы Ефремов не умер, я бы и не задумывался над приглашениями поруководить другим театром. МХАТ бы остался портом приписки, а на постановки я и так ездил немало. А теперь так вышло, что тому дому я больше не нужен. Но поскольку кровь уже отравлена этим несовременным пониманием театра как дома, я принял Театр Пушкина. Летать от цветка к цветку, то есть от театра к театру, мне поднадоело. Всех денег не заработать. Но я умею собирать вокруг себя команду. Иногда умею ставить спектакли. Других умений у меня нет.
— А актерские? Вы не собираетесь поиграть здесь?
— Есть замыслы, но рано пока говорить.
— Каким бы вы хотели оставить этот театр?
— Очень популярным. Местом культурных событий, не однодневных, на которые зритель приходит поржать два часа, чтобы через пять минут забыть, куда приходил. Сейчас время коммерческого буржуазного театра, а культурное событие предполагает проникновение в твою биографию хотя бы на пять минут. Кстати, моей первой акцией был концерт Десятникова в фойе. Собралась потрясающая публика, которая в этот театр никогда не ходила — от Татьяны Толстой до Зои Богуславской.
— Известна театральная легенда о проклятии, посланном Алисой Коонен на здание Камерного театра. Таировское прошлое театра вы будете актуализировать?
— Я хочу провести Таировские чтения в декабре и надеюсь, что они станут регулярными. Хотел еще пробить мемориальную доску Таирову на фасаде театра. Городские власти сначала покивали, а потом отказали: говорят, вам разреши, так все театры будут скоро увешаны досками.