Роман Козак: к бараньим рогам отношусь иронично

Сегодня режиссер Роман Козак начинает практическую деятельность на посту худож


Сегодня режиссер Роман Козак начинает практическую деятельность на посту художественного руководителя столичного Театра имени Пушкина: он показывает премьеру своего спектакля "Академия смеха" по пьесе японского драматурга Коки Митани. Перед премьерой РОМАН КОЗАК ответил на вопросы корреспондента "Коммерсанта" РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.

— Соглашаясь возглавить не самый благополучный театр, вы выставляли особые условия культурным властям города?

       — Только одно: быть не главным режиссером, а художественным руководителем, то есть иметь более серьезные полномочия. Для этого пришлось переписать устав театра.
       — Вы сняли какие-то спектакли с репертуара?
       — Пока шесть. Два в филиале и четыре на основной сцене. Есть еще кандидаты на вылет, но с другой скоростью: теперь уже новые спектакли должны постепенно вытеснять старые. А некоторые могут идти и дальше, после косметического вмешательства. Криминального положения репертуара я не вижу.
       — До того, как прийти сюда руководить, сколько раз вы были в Театре Пушкина за последние, скажем, пять лет?
       — Вопрос очень точный. Ни разу не был.
       — У Театра Пушкина сейчас нет своего лица. Здесь можно увидеть все что угодно: и коммерческий хит, и скучную классику, и халтурную современную белиберду.
       — Совершено верно. Нет какой-то единой идеи в репертуаре, нет логики. Это главная проблема, с которой я столкнулся. Поэтому сейчас я предпринимаю сразу две интенсивные атаки: одна — на основную сцену и на филиал.
       — А на вас идет атака? Я имею в виду предложения с улицы. Режиссеры и драматурги предлагают свои услуги?
       — Клянусь, телефон не смолкает. Конечно, девять десятых из них — дилетанты. Стараюсь терпеливо высеивать интересное.
       — Почему вы сами выпускаете первую премьеру не на большой сцене театра, а в крошечном филиале?
       — Во-первых, потому, что планы большой сцены были сверстаны еще до моего прихода, а ломать производственный процесс нельзя, уже деньги потрачены. Во-вторых, потому, что для филиала на ближайшие сезоны задумана программа привлечения молодых режиссеров. Нужно приучить зрителей к этому новому театральному адресу. Я хочу снежный ком обновления Пушкинского запустить с Сытинского переулка. Оттуда недалеко, всего 300 метров. Может, докатится сюда.
       — Труппа будет меняться?
       — Не хочу изменений по КЗОТу и не хочу антрепризных гастрольных приглашений. Но в театр должны постоянно приходить новые силы, молодые актеры, которые вырастут в этих стенах. А иначе можно хоть Марлона Брандо приглашать — жизни не будет. Надеюсь, что мои студенты смогут влиться в Театр имени Пушкина. Собираюсь сделать с ними "Ромео и Джульетту".
       — А старые актеры?
       — Сейчас почти вся труппа занята. Я объявил актерам: я вас не знаю, смотрю спектакли, но по идущим спектаклям ваши реальные возможности узнать нельзя. Они все понимают, они нормальные люди. Но сейчас эти актеры похожи на спички, отсыревшие в коробке. Могут лежать так до бесконечности. Но если их положить в сухое и теплое место, могут и зажечься.
       — Сейчас многие говорят: Козак слишком интеллигентен, чтобы жестко руководить. А иначе нельзя.
       — Самые страшные — те, кто скручивает в бараний рог по-интеллигентному. На самом деле я иронично отношусь к бараньим рогам. Чаще всего они вырастают от слабости, и ничем, кроме показухи, не являются. Труднее ежедневно работать. Тому пример — мой учитель Ефремов. Он не делил, подобно некоторым, весь мир на своих учеников и не своих. Его сила была как раз в широте, в объективности подхода. Разрубать, махать шашкой надо на репетиции, а не в кабинете.
       — Люди того поколения приходили руководить театрами навсегда, до гробовой доски. Сейчас другое ощущение времени и профессии. Что заставляет вас взваливать на себя такие заботы? Вы же, в сущности, попали сюда случайно.
       — Если бы Ефремов не умер, я бы и не задумывался над приглашениями поруководить другим театром. МХАТ бы остался портом приписки, а на постановки я и так ездил немало. А теперь так вышло, что тому дому я больше не нужен. Но поскольку кровь уже отравлена этим несовременным пониманием театра как дома, я принял Театр Пушкина. Летать от цветка к цветку, то есть от театра к театру, мне поднадоело. Всех денег не заработать. Но я умею собирать вокруг себя команду. Иногда умею ставить спектакли. Других умений у меня нет.
       — А актерские? Вы не собираетесь поиграть здесь?
       — Есть замыслы, но рано пока говорить.
       — Каким бы вы хотели оставить этот театр?
       — Очень популярным. Местом культурных событий, не однодневных, на которые зритель приходит поржать два часа, чтобы через пять минут забыть, куда приходил. Сейчас время коммерческого буржуазного театра, а культурное событие предполагает проникновение в твою биографию хотя бы на пять минут. Кстати, моей первой акцией был концерт Десятникова в фойе. Собралась потрясающая публика, которая в этот театр никогда не ходила — от Татьяны Толстой до Зои Богуславской.
       — Известна театральная легенда о проклятии, посланном Алисой Коонен на здание Камерного театра. Таировское прошлое театра вы будете актуализировать?
       — Я хочу провести Таировские чтения в декабре и надеюсь, что они станут регулярными. Хотел еще пробить мемориальную доску Таирову на фасаде театра. Городские власти сначала покивали, а потом отказали: говорят, вам разреши, так все театры будут скоро увешаны досками.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...