|
"Мы можем оказаться первыми" |
 |
— Ваш проект называют революционным, в чем его новизна?
— В том, что он впервые в истории человечества кодифицирует все законодательство о правах на результаты интеллектуальной деятельности в целом, авторское право, патентное право, смежные права, право на товарные знаки, многие другие виды прав. Это значит, что, во-первых, надо выявить то общее, что имеется в существующих законах, и выделить это в общую часть. Во-вторых, нужно дифференцировать отдельные виды объектов и установленные на них права и на этой основе построить особую часть, включающую главы, посвященные специфике отдельных видов. Иначе говоря, построить четко структурированную пирамиду, все части которой согласованы друг с другом. В-третьих, кодекс должен по ключевым вопросам направлять специальное законодательство, без которого не обойтись, в определенное русло. Специальное законодательство, которое не входит в кодекс, также попадает в структуру пирамиды. Кодификация законодательства, относящегося к сфере материального производства, производилась еще во времена римского права. Она развивается на каждом новом историческом этапе. Эпоху составила кодификация, произведенная при Наполеоне, которая, по его же словам, прославила его больше, чем все военные победы. Но это тоже была кодификация отношений в области экономического оборота материальных объектов, которая представляла собой первый этап. Кодификация законодательства об экономическом обороте результатов интеллектуальной деятельности, которой, мы считаем, сейчас пришло время, представляет собой второй этап, значимый во всемирном масштабе.
— Но ведь законодательству об авторских и патентных правах всего чуть больше 200 лет. Может быть, для его кодификации время еще не пришло?
— Раньше для обобщений действительно не было ни материала, ни оснований. Теперь, в век бурного развития интеллектуальной деятельности, когда появилось множество ее самых разнообразных сфер, таких, как кино, звукозапись, видеозапись, программы для ЭВМ, ноу-хау, новые сорта растений (я насчитываю порядка 15 сфер, и их число все время растет), когда результаты этой деятельности стали предметом рыночной торговли, появилась необходимость упорядочить относящееся к ней законодательство. Сейчас законодательства, относящиеся к каждой из этих сфер, существуют совершенно обособленно. Что такое гражданское законодательство? Это порядок обращения товаров в экономическом обороте. Оборот стал очень разнообразным, и относящееся к нему законодательство необходимо упорядочить. На дворе XXI век. Человечество развилось настолько, что назрела необходимость кодифицировать правила оборота в новой сфере. Это будет большим этапом в мировой истории. Новизна в какой-то мере обусловливает то сопротивление кодификации, которое мы испытываем.
— Но ведь в мире никто не упорядочивал такое законодательство?
— Законодательство — вещь консервативная. Разрушать устоявшиеся стереотипы не просто. Но часто первый шаг делают те, кому не мешают вековые традиции. В этом плане Россия, история которой за последние 80 лет знала много перемен, имеет благодатные возможности. Не стоит стесняться того, что мы можем оказаться первыми, прокладывающими путь мировому сообществу. Тем более что у нас есть для этого самые разнообразные предпосылки. Российское законодательство имеет сильные традиции. Наш авторский закон 1911 года, например, был одним из самых передовых в мире. Сейчас у нас есть все условия для того, чтобы с учетом высочайшего уровня интеллектуальной деятельности и замечательных традиций законодательства стать примером для подражания.
— Но не все разделяют вашу точку зрения. С чем это связано?
— Во-первых, с тем, что некоторые российские структуры, я прежде всего имею в виду "Роспатент", не желают поступаться своей автономией. Сейчас они расправляются с патентным правом, как повар с картошкой. Все изменения, конечно, проходят через парламент. Но возможности лоббирования у "Роспатента" слишком велики. Кодекс ограничивал бы его возможности для маневра. При наличии в нем норм патентного права пришлось бы действовать в определенных им рамках. Во-вторых, в кодификации не заинтересованы крупные иностранные компании, действующие на российском рынке. Они хорошо понимают, что если законодательство не будет введено в строго определенные рамки, то у них будут развязаны руки для давления. Ведь лоббировать свои интересы на уровне отдельного закона намного проще, чем на уровне Гражданского кодекса, где все собрано в кулак, все структурировано, а для специальных законов есть заранее подготовленные ячейки. Именно поэтому они и некоторые международные организации, находящиеся под их влиянием, говорят так: отдельные законы принимайте, а полноценную кодификацию — ни в коем случае. Еще бы! Ведь тогда им будет труднее лоббировать свои интересы.
— Другие ваши оппоненты говорят, что проект вступает в коллизию с уже существующими законами, а значит, его принятие приведет к хаосу на рынке. Как вы можете это прокомментировать?
— Во-первых, кодекс воспроизводит все основные положения действующих законов, ничего принципиально он не ломает. Напротив, он устраняет те нелогичности, которые нужно убрать из законодательства. В частности, наш авторский закон сегодня во многом ущемляет интересы авторов, для этого часто используется неправильный перевод международных конвенций. Например, у нас всегда существовало право автора на неприкосновенность его произведения. В законе было прямо написано, что неприкосновенность произведения включает в себя запрет изымать что-либо из произведения, включать в него новые фрагменты, изменять текст, более того, требовалось согласовать иллюстрации, обложку, не говоря уже о предисловиях, примечаниях и т. д. В действующем законе право на неприкосновенность произведения заменено правом на защиту репутации автора. Это означает, что если автор сдал в издательство книгу, а оно выпустило ее без одной главы, раньше, чтобы защитить право на неприкосновенность, достаточно было бы продемонстрировать факт купюры из текста. Теперь этого мало, надо доказать еще, что тем самым нанесен ущерб репутации автора. Естественно, что проект восстанавливает старую законодательную схему. И это ставится нам в упрек как ломка законодательства, хотя мы просто устраняем допущенную ошибку. Но в этой связи надо отметить важный принципиальный момент — проект стремится обеспечить сочетание рыночного начала с интересами автора, о которых оппоненты почему-то предпочитают забыть.
Вся приписываемая проекту ломка законодательства сводится в основном к терминологии, но имеющей указанные выше содержательные последствия. Например, в проекте фигурирует "звукозапись", а в действующем законе написано "фонограмма". Проект дает буквальный перевод иностранного термина, какие тут могут быть проблемы? Или проект критикуют за то, что он ввел охрану видеозаписи. Но почему видеозапись должна охранятся хуже или иначе, чем аудиозапись? Если международные конвенции не установили такую охрану, это не значит, что она не может быть введена национальным законодательством, тем более что никакого запрета на сей счет не существует. Но тенденция оппонентов четкая: охрану личности ограничивать как можно больше в интересах предпринимателей.
— Ваши оппоненты также говорят, что детализирование норм, внесенных в Гражданский кодекс, может привести к тому, что в случае необходимости изменить или поправить что-то будет весьма сложно...
— Сложности вполне обычные. Изменения и дополнения в ГК принимает Федеральное собрание. Кроме того, нам постоянно приписывают, что мы хотим все ограничить только кодексом. Это просто неправда. Проект прямо говорит о сочетании с развернутым законодательством по отдельным видам исключительных прав. Именно оно и должно содержать мобильные, еще не устоявшиеся положения, подверженные наиболее частным изменениям. Основное разногласие с оппонентами — во включении в кодекс особой части, касающейся отдельных видов исключительных прав. На общие положения академического характера они готовы согласиться. Но тогда полноценной кодификации не будет, дело ограничится только ее видимостью.