26 лет назад рухнула Берлинская стена, и странам Восточной Европы открылся капиталистический путь развития. Экономисты предупреждали, что Восточная Европа нескоро сравняется с Западной. Но, оказалось, общей судьбы у бывших стран соцлагеря нет. Некоторые из них уже догнали и даже перегнали западных соседей. А другие, по сути, так и не изменились.
Фото: Reuters
Фото: Reuters
Фото: Reuters
Фото: Martin Divisek/Bloomberg via Getty Images
Особенная Германия
Самой успешной оказалась экономическая трансформация Восточной Германии. После объединения бывшая ГДР сразу получила прекрасные институты с независимыми судами, развитой демократией и низкой коррупцией. Все было хорошо у восточных немцев, кроме производительности труда и зарплаты. Разрыв оказался очень большим: на востоке зарплаты и производительность труда были в два-три раза меньше, чем в западной части страны. Объединение привело к миграции работников в Западную Германию (около 10% населения бывшей ГДР). Однако громадные объемы притока капитала на восток (около €80-90 млрд ежегодно) сделали свое дело — уже к 2005 году зарплаты сблизились (75% от уровня Западной Германии, против 50% в 1991-м). Выравнивание зарплат привело к снижению миграции в 2010-е. Конечно, разрыв между востоком и западом Германии все еще остается, но уже вполне в рамках региональных различий в западноевропейских странах (например, в Бельгии, Италии и Испании).
Впрочем, Восточная Германия — случай особый. Да и в других вступивших в ЕС 11 посткоммунистических странах Восточной Европы (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия, Словения, Хорватия, Румыния, Болгария, Литва, Латвия, Эстония) транзит проходил по-разному. Догнать Германию по ВВП на душу населения не удалось никому, это задача слишком сложная. Зато обогнать самую бедную экономику Западной Европы — Португалию (такую цель для России ставил премьер Путин в конце 1999 года) — получилось у 5 стран из 11 (см. график).
Лидеры конвергенции
Обогнавшие Португалию стартовали с разных позиций. Так, "продвинутые" Чехия и Словения и на старте транзита имели ВВП на душу населения, несильно отличавшийся от португальского.
Чехия — такая же, как ГДР, витрина социалистического блока, в свое время, до 1918 года, была высокоразвитой частью Австро-Венгрии. Католицизм и территориальная близость к процветающим германским городам предопределили будущее страны, которая всегда была частью европейской цивилизации.
Получившую независимость по итогам Первой мировой Чехословакию ждала в 1938 году германская оккупация, сопровождавшаяся предательством западноевропейских стран, желавших умиротворить Гитлера этой уступкой (Мюнхенский сговор). После освобождения в 1945-м Чехословакия подпала под политический и экономический протекторат СССР вплоть до 1989-го. Но после падения Берлинской стены и мирного раздела страны в 1993 году на две части, Чехию и Словакию, обе вышли в лидеры гонки за Западной Европой. Приватизация и либерализация цен проходили очень плавно (обе наследницы Чехословакии ни разу не испытали инфляции выше 10% в год). Высокий уровень человеческого капитала, устойчивая демократия, географическая и отчасти культурная близость к промышленным центрам Европы сделали Чехию их естественным экономическим сателлитом. Заводы Skoda теперь часть германского концерна Volkswagen, другой автопроизводитель — Tatra перешел в руки голландцев и американцев, производитель автобусов Iveco стал частью итальянского Iveco.
Похожие процессы проходили и в Словении. Она тоже была славянской частью Австро-Венгрии. После распада последней в 1918 году часть словенской территории оккупировала Италия, а другая часть вошла в Королевство Югославия. Позже, после Второй мировой, в составе социалистической Югославии, Словения была самой экономически развитой республикой. Такой же развитой она осталась и после минимально кровавого отделения от Югославии в 1991 году. Например, сейчас ВВП на душу населения в Боснии составляет треть от уровня Словении, в 1990-м соотношение было почти таким же — 34,5%. Здесь, как и в случае с Чехией, сыграли свою роль географическая близость к продвинутым Северной Италии и Австрии, высокий уровень человеческого капитала, стабильная демократическая система и высокая концентрация конкурентоспособных промышленных предприятий. Крупнейшая компания страны — производитель бытовой техники Gorenje — стала мировым конгломератом: из 83 структур, принадлежащих группе, 59 находятся за пределами Словении. Успешен и фармацевтический бизнес, компания Krka дает около 10% словенского экспорта.
Третьей в списке лидеров посткоммунистического транзита неожиданно стала Словакия. Неожиданно, потому что до раздела в 1993 году Словакия сильно проигрывала Чехии в экономическом развитии (всего 36% от германского ВВП на душу населения против 56% у Чехии). Помогла концентрация тяжелой промышленности в этой части Чехословакии. После Пражского восстания 1968 года советские власти во всем благоволили именно Словакии, в пику менее податливым чехам. Но производительность труда в нерыночной экономике была невелика, поэтому потенциал словацких компаний смог раскрыться только после значительных западных инвестиций и переоборудования производств. Сейчас Словакия — настоящая фабрика Европы, в структуре ее экспорта на услуги приходится лишь 8%, меньше только у Польши. С 2007 году страна стала мировым лидером по производству машин на душу населения (105 автомобилей на 1000 населения в год), на ее территории располагаются заводы Volkswagen, PSA Peugeot Citroen и Kia. Географическое положение тоже сыграло свою роль — расположенная на берегу Дуная Братислава стала естественным логистическим центром Восточной Европы.
Середняки
Как и Словакия, три прибалтийские республики стартовали с низких позиций и смогли сократить свое отставание от стран Западной Европы практически вдвое. Выдающийся результат. Но путь был тернистым. Изначальные факторы успеха очевидны — в этих странах безболезненно прошел процесс демократизации, они добились отличных показателей по рейтингам инвестиционной привлекательности и восприятия коррупции, более или менее полно выполнили все нормы ЕС. Но эти позитивные факторы сыграли с ними злую шутку.
В начале 2000-х в страны Балтии пришли скандинавские банки и буквально залили их доступными и дешевыми кредитами. В 2004 году они вступили в ЕС, и этот процесс стал лавинообразным. Буквально все стали спекулировать недвижимостью. И это было экономически оправданно — зачем заниматься чем-то в реальном секторе, если маржа на недвижимости была 15-20% в год? Однако осенью 2008-го после коллапса американского банка Lehman Brothers скандинавы прекратили кредитовать перегретые экономики. В итоге в наиболее пострадавшей Латвии ВВП за два года упал на 27%, зарплаты сократились на 20-30%, безработица скакнула к 22-23%. В Литве и Эстонии ситуация была похожей, хотя кризис проходил чуть мягче. До 2008 года прибалтийские страны были лидерами в погоне за Западной Европой, разрыв в ВВП на душу населения сокращался стремительно, оптимизм зашкаливал. Но коллапс кредитного пузыря приостановил это движение. Впрочем, кризис оздоровил прибалтийские экономики, и сейчас они снова показывают неплохие темпы роста, опять сокращая разрыв с Западом.
Польша, так же как и прибалтийские страны, совершила впечатляющий рывок, хотя и не превысила пока уровень Португалии. Но, в отличие от Балтии, развитие было самым плавным в Восточной Европе. После знаменитой "шоковой терапии" 1989-1990 годов вице-премьера Лешека Бальцеровича, когда были отпущены цены и стартовала масштабная приватизация, практически никаких потрясений страна не испытывала. Даже кризис 2008-2009 годов прошел безболезненно: Польша была единственным государством Восточной Европы, которому удалось показать рост ВВП в 2009-м (1,6% ВВП). Секрет устойчивости — в большом внутреннем рынке (Польша — крупнейшая страна Восточной Европы: 38,5 млн населения), высоком уровне диверсификации экономики, большой доле легкой промышленности, агросектора, малого и среднего бизнеса. Помогает и теснейшая интеграция с немецким бизнесом (в основном с мелкими и средними семейными предприятиями, в Германии таких компаний более 3,5 млн).
Отстающие
Хотя посткоммунистический транзит восточноевропейских экономик в целом удачен, 2 из 11 стран свой разрыв с Западной Европой не сократили, а увеличили. Венгрия — одна из историй неуспеха. В отличие от остальных государств Восточной Европы преобразования здесь окончательно не завершены. Исторически Венгрия была культурно и этнически изолирована от своих соседей, и в последние годы эта особенность страны проявилась во всплеске национализма (впрочем, и в советском блоке после восстания 1956 года Венгрии позволялись многие отклонения от планового социализма, например частная собственность в агросекторе, так называемый гуляшный социализм). После победы в 2010-м на парламентских выборах консервативной партии "Фидес" и назначения премьером Виктора Орбана страна стала постепенно склоняться к авторитаризму.
Однако проблемы не только с политическим фоном транзита. Венгрия довольно болезненно пережила кризис 2008-2009 годов. Дело в том, что еще до 2008-го, венгерские домохозяйства опрометчиво набрали кредитов (в основном ипотечных) в швейцарских франках. Привлекали низкие ставки по данной валюте и наблюдавшаяся до кризиса стабильность и даже рост форинта к франку. В итоге более половины всех ипотечных кредитов в Венгрии были выданы во франках (в других странах Восточной Европы франк тоже был популярен, но в меньшей степени). Кризис 2008-го показал валютным ипотечникам рискованность подобных операций. В середине 2008 года франк стал валютой-убежищем для инвесторов со всего мира, и его курс взлетел даже к доллару и евро, не говоря уже о форинте. Сотни тысяч заемщиков оказались "на дне", пострадал и банковский сектор.
Хорватия, второй отстающий, также была частью Австро-Венгрии до 1918 года, а потом второй после Словении по уровню экономического развития республикой Югославии. Но ее отделение, в отличие от Словении, было куда более кровавым (гражданская война между хорватами и сербами длилась четыре с половиной года, с 1991-го по 1995-й). Война затормозила экономическое развитие страны. С 1989 по 1993 год ВВП упал на 40,5%. Поэтому и в ЕС Хорватию приняли совсем недавно, в 2013-м. И хотя разрыв в ВВП на душу с Германией за время посткоммунистического транзита (с 1993-го) сокращается, на довоенном пике в 1987-м он был значительно меньше, чем сейчас (57% от уровня Германии против 45% сейчас).
В отличие от хорошо догоняющих Западную Европу осколков Австро-Венгрии, Румыния до 1870-го была частью Османской Империи. И поэтому имела совсем иное культурное и политическое наследие, выразившееся, например, в том, что именно в Румынии был самый жестокий из всех стран советского блока режим. После революции 1989 года и свержения диктатора Николае Чаушеску к власти изначально пришли представители бывшей коммунистической партии. Реформы, соответственно, затянулись, страна вступила в ЕС только в 2007 году. Во многом сохраняется доставшаяся от коммунистического режима отсталая структура экономики: около 30% рабочей силы занято в агросекторе и добыче сырья — самый высокий показатель в Европе. Мешает развитию и высокая (3,5%) доля слабо интегрированных в современную экономику цыган. Румыния чуть уменьшила разрыв в ВВП на душу населения с Западом, но незначительно. А учитывая низкую базу для роста, похвастаться и вовсе нечем.
Все дело в люстрации?
Еще хуже сложилась судьба у другого осколка Османской Империи, Болгарии. Здесь так же, как и в Румынии, на выборах в 1990 году к власти пришли бывшие коммунисты, просто поменявшие название партии с коммунистической на социалистическую. После они выигрывали выборы в 1994-м, 2005-м и 2013-м. Политическая элита во многом осталась той же, что и до 1989 года, демократический транзит нельзя считать полностью состоявшимися. Из-за этого реформы начались поздно, фактически только в 1997 году, и постоянно откатывались обратно. Еще одной особенностью транзита, как пишет болгарский экономист и один из создателей рейтинга Doing Business Симеон Дянков в книге "The Great Rebirth", стал захват экс-коммунистическими спецслужбами в союзе с криминальными структурами существенной части экономики посредством коррумпированной приватизации (отсюда недоверие граждан к реформам). Причину происходящего Дянков видит в том, что Болгария единственная среди посткоммунистических стран ЕС не приняла закона о люстрации бывшей партийной номенклатуры и спецслужб. Так или иначе, Болгария не сократила отставание от Запада, а существенно увеличила его (с 49% от уровня Германии до 40%).