Причины предсъездовского политического кризиса кроются не столько в плачевном состоянии российского хозяйства, сколько в куда более плачевном состоянии политических механизмов обратной связи. Известное по теории информации соотношение полезного сигнала и забивающего информацию шума в парламенте, партиях и движениях, лоббистских группировках таково, что, по мнению министров, вырабатывать "общественный договор" в контакте с ними — все равно что вести деловые переговоры через испорченный телефон.
С точки зрения теории информации, примененной к политическому бизнесу, нынешние наступательные действия правительства похожи не столько на попытки установления диктатуры, сколько на попытки с грехом пополам наладить — исходя из наличных технических возможностей — хоть какие-то общественные каналы обратной связи взамен бездействующих.
Суть попыток починить испорченный телефон анализирует парламентский обозреватель Ъ МАКСИМ СОКОЛОВ.
Выделив три основные общественные группировки — вышедшее из окопов правительство и его сторонники, "непримиримая оппозиция", жаждущая уничтожения этого правительства любой ценой, и "конструктивная оппозиция", стремящаяся внести существенные коррективы в правительственную политику, — обозреватели выделяют также и три тактических подхода к разрешению текущих проблем.
Первый, связываемый в основном с образом "непримиримой оппозиции", сводится к бессмертному "хлеб съедим, а булочные сожжем". При всех его недостатках этому подходу по крайней мере нельзя отказать в ясности и удобоисполнимости. Второй, приписываемый правительству, интерпретируется как попытка тупо реализовывать свои планы, игнорируя парламент, партии, движения, профсоюзы и вообще народ. Третий подход, выгодно отличающийся от первых двух, предлагают Гражданский союз, "конструктивная оппозиция", вынырнувшие из небытия Горбачев и Явлинский: на основе диалога через консолидацию произвести коррекцию. Гегелевская триада "тезис — антитезис — синтезис" выглядит настолько подкупающе, что несколько отвлекает от практического вопроса: а как производить диалог с консолидацией? Иначе говоря, дело здесь в злой воле упорствующего в своем самодурстве правительства или же в неудовлетворительности инструментальных средств диалога, делающей его проведение затруднительным?
Напрашивающийся способ консолидации, основанный на "опыте цивилизованных стран" — это, во-первых, "круглый стол" с участием партий, движений, профсоюзов и работодателей и, во-вторых, формирование правительства национального единства на основе парламентских консультаций. При этом неявным образом предполагается, что и "круглый стол", и парламент в своих решениях могут в достаточной степени отражать мнение общества. Тем же, кто сомневается в применимости данной посылки к нынешним обстоятельствам, Григорий Явлинский в своем заявлении от 27 октября предлагает задуматься: "А не произойдет ли так, что завтра им не будет нравиться ВС и вообще представительные органы всех уровней, а затем не понравится и весь народ?".
Вопрос Явлинского весьма удачен: он демонстрирует присущее не одному только известному экономисту убеждение в том, что представительные органы и народ — явления одного порядка, поэтому и можно, сегодня осудив ВС, завтра осудить народ. Между тем, если перевести предупреждение Явлинского в сферу теории информации, оно будет выглядеть примерно так: тот, кто сегодня недоволен работой канала связи (допустим, телефонной линии), завтра воспылает ненавистью к источнику сигнала (допустим, составителю делового факса). Явлинский, к сожалению, не учитывает, что если выражать неудовольствие информацией как таковой (т. е. народом) действительно глупо, то выражать неудовольствие качеством работы канала информации (парламентом, партиями, профсоюзами) в ряде случаев вполне даже уместно. Ошибка известного экономиста тем более огорчительна, что почти столь же известный Милтон Фридман в ряде популярных экономических брошюр доступным образом показал полезность использования ряда информационных понятий ("канал связи", "сигнал", "шум") при анализе экономических явлений. По аналогии вполне естественно не пренебрегать ими и при анализе политической ситуации.
В нашем случае имеется в виду, что политологическая аксиома "партии — это механизм связи социальных групп гражданского общества с властью" в терминах теории информации звучит: "партии (mutatis mutandis и многопартийный парламент) — это канал обратной связи между гражданским обществом и властью". Главным же показателем качества работы канала является соотношение "сигнал/шум": если уровень бесполезного шума равен уровню сигнала, несущего полезную информацию, или даже превосходит его, канал фактически перестает действовать. Всякая власть взаимодействует с каналами связи (партиями, парламентами etc.) не ради канала как такового, а ради передаваемого через них сигнала. Поскольку соотношение "сигнал/шум" в российских каналах такого рода оказывается близким к нулю, правительство злится на испорченный телефон и пытается найти альтернативные каналы. Одним из держателей испорченного телефона — Хасбулатовым — это интерпретируется как "возрождение неототалитаризма".
Источники помех можно условно разделить на две категории: "фюрер-принцип" и "накрутки".
"Фюрер-принцип" в наибольшей степени характерен для политических партий и для парламента. Суть его в том, что не фюрер существует для партии, а партия для фюрера. Партийные массы (не говоря уже о социальных группах, которые по замыслу, должна представлять партия), если им это не нравится, могут идти подальше.
На практике этот фактически безраздельно господствующий принцип реализуется в трех основных тенденциях российского партийного строительства. В одних партиях (КДП Астафьева, РХДД Аксючица, ЛДП Жириновского) происходит перманентная чистка рядов: раскольники, попутчики и примазавшиеся изгоняются, обеспечивая монолитное сплочение горстки верных вокруг фюрера. В других партиях претенденту на роль фюрера дают пинка и выгоняют из партии (как случилось с сопредседателем СДПР Олегом Румянцевым), что, с одной стороны, является проявлением демократических тенденций т. е. способствует сохранению связи партии с поддерживающими ее социальными группами, но с другой, обрывает канал связи на финальном участке взаимодействия с властью. В партиях третьего типа, вроде ДПР Николая Травкина, фюрер боится "чистить ряды" (это означало бы обрыв канала снизу), а массы боятся выгонять фюрера (чтобы не рвать канал связи наверху). Однако, поскольку никакого конструктивного взаимодействия между фюрером и партией по причине острых политических разногласий также не происходит, отказ от скандального выяснения отношений означает лишь то, что канал связи рвется посередине.
Парламент как совокупность партий и фракций представляет в этом смысле пучок каналов связи, оборванных на разных участках, но, впрочем, уверенно эволюционирует к первой из названных моделей: если есть председатель ВС, зачем еще нужны массы (т. е. депутаты и уж тем более избиратели) — за них думает фюрер.
Принцип "накрутки" несколько отличается от "фюрер- принципа", который предполагает, что, если бы социальные группы, партийные массы и избиратели не путались под ногами, было бы еще лучше. Политиков этого рода разумнее сравнить с продавщицей государственного магазина, испытывающей сходные чувства по отношению к покупателям. Политиков же, кормящихся "накруткой", уместнее сравнивать с биржевиками эпохи максимального расцвета биржевого движения или, как принято говорить, с "вентиляторами", которые все же нуждаются и в продавце и в покупателе. Проправительственная пресса часто с осуждением говорит о "лоббистах" из ВС, как бы подразумевая, что лоббизм — это вообще нехорошо. Более разумно предположить, что нехорош не лоббизм как таковой (а как же без него?), а его качество. Лоббирование — также необходимый канал обратной связи, и плохо не то, что он есть, а то, что соотношение "сигнал/шум" в нем неудовлетворительно.
Причину помех удобнее пояснить на примере. Существует правительство, которое нуждается в каком-то взаимодействии с агентами хозяйственной деятельности, т. е. с "красными директорами". Существуют "красные директора", которые нуждаются в удовлетворении их нужд и чаяний. В качестве посредника #1 выступает председатель Российского союза промышленников и предпринимателей Аркадий Вольский, действующий, естественно, не из чистого бескорыстия, а взимающий за посреднические услуги определенный политический процент. За ним идет посредник #2 в виде Гражданского Союза, и дополнительный процент идет также соратникам Вольского — Травкину и "коммунистам за демократию" Руцкого-Липицкого. Представителем Гражданского Союза в парламенте объявляет себя фракция "Смена — новая политика", которая в качестве посредника #3 приправляет уже откорректированные пожелания "красных директоров" своими собственными. Чтобы "Смене" удобнее было резвиться на полях парламентских сражений солидный политический куртаж идет прикрывающему ее посреднику #4 в лице самого Хасбулатова, который уже и выкручивает руки правительству.
Безотносительно к объему, характеру, осмысленности требований директорского корпуса очевидно, что возникающая в цепочке посредников "накрутка" мало что оставляет собственно "красным директорам": большая часть выколачиваемых из правительства политических уступок растекается по цепочке посредников и идет на расширенное воспроизводство процесса посредничества, по терминологии биржевого дела — на "торговлю воздухом". Продолжая аналогию политического бизнеса с просто бизнесом, интересно отметить любопытное противоречие: хотя вышеперечисленные "вентиляторы" крайне патетически призывают поддержать производственный капитал и прижать капитал торгово-посреднический, их собственная деятельность является классическим проявлением торгово-посреднической деятельности на ниве политики.
Другим примером блестящего вентиляторства может случить деятельность Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР). Есть страдающие от хозяйственного кризиса широкие народные массы, есть правительство, которое не хочет социальных потрясений. В образовавшийся зазор немедленно вклинивается председатель ФНПР Игорь Клочков, объявляющий, что его цель — удержать массы от разрывания правительства на клочки (хотя ни массы, ни правительство его об этом посредничестве даже и не просили). Здесь аналогия с биржевой деятельностью еще более полна: подобно универсальной бирже, разом торгующей редкоземельными металлами, питьевым спиртом и тайваньскими компьютерами, ФНПР разом защищает от правительства всех: и работодателей, и наемных работников квалифицированного труда и пенсионеров с инвалидами — при очевидно слабой совместимости требований этих социальных групп.
Вредоносность такого рода "накруток" в том, что, если доход цепочки посредников начинает неизмеримо превышать доход производителя, "шум" (т. е. "накрутка") начинает забивать "сигнал" (выражаемую в цене меру общественной полезности продукта) и дезориентирует участников торга: разрушается главная функция ценового сигнала — устанавливать обратную связь между производителем и потребителем. Ненависть Милтона Фридмана к инфляции объясняется как раз тем, что он считает ее "шумом", забивающим ценовые каналы обратной связи.
Вполне логично предположить, что правительство, неоднократно уличенное в фанатической приверженности идеям "чикагской школы" (которую представляет Фридман), в своем фанатизме распространило фридмановскую ненависть к "шуму" также и на политические каналы обратной связи. Нынешняя атака на парламент, бывшие казенные профсоюзы, карликовые партии и вентиляторские объединения типа Гражданского Союза и фракции "Смена" может объясняться тем, что, с точки зрения министров, данные системы обладают совершенно неудовлетворительным соотношением "сигнал/шум" и поэтому абсолютно непригодны в качестве инструментальных средств для проведения диалога власти с обществом в видах чаемой консолидации.
Конкретные действия и высказывания министров вполне соответствуют логике конечного потребителя: вообще избавиться от услуг не функционирующих каналов связи (парламент, партии) и по возможности сократить цепочку посредников (ГС, союз Вольского), выдавливая нефункциональные звенья. Отсюда, с одной стороны, тольяттинская встреча Гайдара с директоратом, с другой — заявление Анатолия Чубайса на встрече с депутатами ВС 28 октября: "правительство намерено вести диалог с серьезными людьми (имелись в виду промышленники из депутатского корпуса — Ъ), а не с фракцией "Смена".
При таком взгляде на проблемы различие между правительственной и "центристской" тактикой выглядит уже несколько иначе. "Центристы", по сути дела, предлагают, чтобы правительство и общество вели диалог через испорченный телефон, согласно делая вид, будто на самом деле он работает. Правительство отказывается играть в эту игру и пытается в пожарном порядке наладить хоть какие-то действующие каналы связи, вполне осознавая, что телефон эффективнее, но он — к сожалению — не работает.
Причины же сильного беспокойства большинства практикующих политиков представляются вполне уважительными. Ни о каком грядущем тоталитаризме речь не идет, дело обстоит гораздо хуже. Как при всякой финансовой стабилизации лопается огромное количество спекулятивных сделок и заложившиеся на падение национальной валюты "рыцари инфляции" гибнут массами, так и попытка проложить более эффективные каналы обратной связи, означает массовую гибель политических "вентиляторов" первого поколения (выживут лишь единицы) и конец золотой эпохи неограниченной накрутки политического процента. В январе 1992 года довольно робкая попытка стабилизировать финансы и прекратить "торговлю воздухом" вызвала неистовый вопль деятелей биржевого движения. Нынешняя, похоже, менее робкая попытка стабилизировать политический рынок посредством заключения какого-то "общественного договора" в обход съезда и партий не может не вызвать куда более сильный вопль на так долго и прибыльно промышлявшей неэффективным посредничеством политической бирже.