Вчера на Богородском кладбище Ногинского района Московской области состоялось торжественное открытие стелы в память военнослужащих, погибших в Чечне. На открытие были приглашены родственники всех пропавших без вести в первую чеченскую кампанию.
Ровно год назад было решено начать хоронить все неопознанные останки погибших в Чечне в 1994-1996 годах; до этого их хранили в холодильниках 124-й центральной лаборатории медико-криминалистической идентификации в Ростове-на-Дону. Останки, которые каким-то чудом все-таки удалось определить как гражданские, захоронили в братской могиле прямо в Ростове. Никаких особенных торжественных мероприятий по этому поводу Минобороны не устраивало, так как "там в основном чеченцы". Что же касается военных, то их решено было привезти в Московскую область.
Губернатор Громов выделил для первой (и пока единственной) братской могилы чеченской войны огромное чистое поле на Богородском кладбище. Ровно половину огороженного участка заняли 234 могилы — вторую половину, видимо, предусмотрительно оставили для неопознанных останков второй чеченской. Останки решили хоронить все-таки отдельно друг от друга. Необходимые части тканей погибших остались в лаборатории, и за год 11 из похороненных были идентифицированы. Восьмерых родители перезахоронили, троих оставили лежать с боевыми товарищами, заменив камень с надписью "Неизвестный солдат" на камень с фамилией и именем.
За прошедший год неопознанных солдат и офицеров хоронили четыре раза. Каждый раз на похороны были приглашены за счет Минобороны по два-три родственника каждого пропавшего без вести, которых в России насчитывается около тысячи. Правда, приезжало на похороны всего 130-160 человек, причем все четыре раза приезжали в основном одни и те же. Одна женщина рассказала, что на захоронения ее никто и не думал приглашать, но она нечаянно увидела второе захоронение по телевизору: "Я пошла в военкомат и сказала, что если на третье захоронение меня не пошлете, я вас всех расстреляю. Теперь они меня с радостью посылают".
Сейчас, когда все неизвестные солдаты похоронены, Министерство обороны планирует периодически собирать здесь родственников пропавших без вести по какому-нибудь другому поводу. Вчера они собрались вместе, чтобы отметить годовщину первого захоронения и участвовать в открытии стелы.
На кладбище родственников привезли шестью автобусами. Все сразу купили живые розы и свечи и стали заботливо раскладывать их на могилах. "Мы не знаем, кто где похоронен, но все вы наши дети, все вы наши сынки. Вечная память вам, дорогие наши сыночки!" — говорили женщины на организованном прямо на кладбище митинге. В их словах была некоторая неправда, но неправда была спасительная. Без микрофона каждая женщина признавалась, что уверена: ее сына здесь нет. Ее сын наверняка жив и находится шесть лет в плену. Или, стыдно признаться, он, может быть, бегает где-нибудь в горах вместе с боевиками. Но не лежит он на этом кладбище в этой земле, это уж точно. И цветы они раскладывали на могилах сыновей героических, несчастных, умных, добрых, но не своих — неизвестных.
На стеле написаны строки: "В нас есть суровая свобода — на слезы обрекая мать, бессмертье своего народа своею смертью покупать". Рядом со стелой планируется установить памятник Скорбящей матери. Представитель Минобороны Владимир Иванов пообещал, что "со временем на всех табличках имена солдат будут написаны и каждый сможет прочитать имя героя". Мать, которой "повезло" (ее сына специалисты лаборатории наконец-то определили среди лежащих на Богородском кладбище), сказала всем родственникам пропавших без вести: "Вам выпали страшные испытания. Но самые страшные испытания ждут вас еще впереди — когда вы узнаете, что здесь похоронен ваш сын".
Однако волновали родственников пропавших и более земные проблемы. Например, Яков Фогельзанг из Иркутской области жаловался на то, что он год добивался в суде, чтобы его сына признали без вести пропавшим. И только наняв адвоката и заплатив ему огромные по меркам провинциального городка деньги — 3 тысячи рублей, Яков Фогельзанг наконец получил справку, по которой и льгот-то практически никаких не полагалось. Зато за эти деньги адвокат еще вдобавок выяснил, что сын Якова Фогельзанга был, оказывается, ранен, лежал в госпитале и, вылечившись, сел на танк и уехал снова воевать с какой-то танковой дивизией. С тех пор прошло семь лет. Яков Фогельзанг теперь добивается в суде, чтобы его сына признали погибшим. На вопрос корреспондента Ъ, к чему такие сложные судебные процедуры, военное руководство пояснило: "Пускай он еще докажет, что у него сын погиб! Надо найти свидетелей его гибели. А то, может, он дезертировал и на даче картошку копает!" Впрочем, другие родственники пропавших без вести на военных не обижались и говорили, что у них все судебные процедуры взяли на себя соответствующие структуры.
Закончилось мероприятие поминками. Военные пили водку "за ваших сыновей, которые отдали свои жизни за нашу жизнь", а матери пили "за наших сыновей, которые еще вернутся".
АДЕЛАИДА Ъ-СИГИДА