Сегодня в Музее архитектуры открывается выставка "Дар небес — Башня современного искусства Contemporary Art Tower". Выставку привез в Москву Петер Ноевер (Peter Noever), директор венского Музея прикладного искусства МАК — Museum Fuer Angevandte Kunst. В разрушенном флигеле московского музея будет показана только модель башни, ее чертежи и фотографии — главный экспонат никогда не покинет Вену.
Этот экспонат, Arenbergpark Flak Tower,— один из самых крупных бункеров, построенных нацистской армией в Европе. 38-летний архитектор Фридрих Тамм (Friedrich Tamms) возвел ее в 1942-м в центре Вены для защиты от налетов союзников на Германию и Австрию.
43-метровая бетонная громадина с собственной электростанцией и стенами 7-метровой толщины, с резервуарами для воды, системой вентиляции и защиты от всех известных к тому времени ядовитых газов — само по себе фантастическое произведение современного искусства и архитектуры. Венская башня, подчиненная законам давно прошедшего военного времени, кажется вещью, которую нельзя ни приспособить к мирной жизни, ни вернуть городу, ни просто снести — гора железобетона стала уже неким ландшафтным феноменом. Это натуральнейшее изображение сумрачного германского гения торчком торчит посреди парка, где гуляют дети.Часть бункера передали венскому Музею прикладного искусства — пусть хранит здесь свои коллекции. Но директору МАКа Петеру Ноеверу показалось, что башня могла бы стать неплохим экспонатом. После чего вместе с Сеппом Мюллером (Sepp Muller) и Михаэлем Эмбахером (Michael Embacher) он решил сделать башню центром современного искусства с выставочными залами, художественными мастерскими, кафе и ресторанами.
В состав совета центра кроме представителей кураторской элиты — француженки Катрин Давид (Catherine David), голландца Яна Хута (Jan Hoet) или американца Томаса Кренца (Thomas Krens) — входят и философы: наш бывший соотечественник Борис Гройс, знающий толк в тоталитарном сознании, и француз Поль Вирильо (Paul Virillio) прославившийся в 90-х своей книгой "Бункер 'Археология'". В ней он пишет о бункерах и крепостях бывшего Атлантического вала на побережье Нормандии. Правда, на нормандских пляжах использование германских бункеров ограничено — туда заходят переодеться или пописать. Иное дело в Вене.
Впервые я увидел CAT в декабре. В этот день бункер был густо засыпан снегом, а небеса продолжали и дальше снежком укутывать башню, названную не без ехидства подарком небес. (Подразумеваются, естественно, воздушные тревоги.) В выставочных залах на первом этаже нам показывали вещи и инсталляции Кристиана Болтанского (Christian Boltanski), Луиз Буржуа (Louise Bourgeois), Георга Базелица (Georg Baselitz), Ильи Кабакова, Джеффа Кунса (Jeff Koons), Ребекки Хорн (Rebecca Horn). Внутри было чудовищно холодно, и казалось, что нельзя найти лучшего места для современного искусства, чтобы заморозить его и дождаться той поры, когда зрители до него наконец-то дозреют.
Как ни странны экспонаты, удивительнее всего вид на Вену с орудийных площадок верхних этажей. Тут вспоминается вся мифология современного искусства от пресловутой башни из слоновой кости до кураторской мегаломании — готовности принять тоталитарный продукт и сделать его сверхэкспонатом, еще более эффектным, чем показанные когда-то в венском музее чертежи и макеты сталинских высоток.
Петер Ноевер считает, что дом современного искусства должен быть крепостью. "Я готов повторять хоть сто раз,— говорит он мне,— современному искусству в Вене нужно надежное укрытие".
С ним согласны далеко не все. В венских башнях были не только военные склады и позиции зенитных орудий. Здесь были устроены укрытия для десятков тысяч человек. Помня это, венцы относятся к своим бетонным гробам с повышенной симпатией. Когда раз в неделю МАК устраивает экскурсию по своей коллекции современного искусства, непременно находится человек, который приходит посмотреть не на инсталляцию Кабакова, а на то место, куда мать или бабушка тащила его под сирены воздушной тревоги. Именно такие люди говорят: руки прочь от наших башен.
На вопрос, зачем ему сдался военный бункер, почему не выстроить новое здание, что в конечном счете могло бы обойтись дешевле, Петер Ноевер говорит: "Я считаю, что это действительно памятник, но искусство должно овладеть бункером, потому что это единственная возможность наполнить здание с такой негативной историей позитивной энергией".
Словом, перефразируя товарища Сталина, нет таких крепостей, которое не могло бы взять современное искусство. Теперь к этой мысли хотят приучить Вену — после Лос-Анджелеса и Москвы ноеверовскую выставку скоро покажут и на родине.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ