Кристиан Крахт. Faserland / Перевод с немецкого Татьяны Баскаковой.— М.: Ad Marginem, 2001
Руслан Киреев публично обещал больше не писать романов, однако же выпустил новую книгу. Оказалось, что вошедший в это издание "Лот из Содома" — роман, когда-то не понятый цензурой, а теперь напечатанный в полном варианте.
В советские времена Руслан Киреев числился как один из младших в группе "молодых" сорокалетних писателей (Ким, Маканин, даже Проханов). Но, кажется, никакого особенного единения и поколенческого братства в его сочинениях не культивировалось: характерный для него заголовок — "Пир в одиночку".
И вот каким образом Киреев оторвался ото всех. Тогда от "надолго молодых" писателей все время чего-то ждали, но одновременно и не слишком торопили. А Киреев, срежиссировав собственную стремительную эволюцию, четко обозначил ее границы. В излюбленные мотивы выбрал смерть. Придумал город под названием Светополь, который критика сравнивала с фолкнеровским округом Йокнапатофа и который на самом деле списан с Симферополя. Поселил там множество персонажей, включая преуспевающего научного сотрудника Станислава Рябова, его благоразумную жену и богемного брата, а также директора НИИ Панюшкина и стоящую на пути коллегу Маргариту Горациевну.
А потом сказал: "До свиданья, Светополь". С середины 1990-х, будучи чуть за пятьдесят, стал именовать свою прозу поздней, а роман "Мальчик приходил" вообще назвал эпилогом. Прямо как русский народ, который все, что мог, уже совершил.
Тем не менее читатель удостоен возможности ознакомиться с еще одной светопольской историей. Здесь воспоминания о детстве чередуются с вольным пересказом библейской истории о благочестивом Лоте. Непонятно, чем была недовольна цензура. Может быть, глубокомысленно углядела в образе вежливого интеллигента Сани Грушко черты нового мессии: загадочным образом появился в городе, проповедует дворовым детям, всем помогает и, никем не понятый, трагически погибает.
Таких авторов, центристов-максималистов, как Руслан Киреев, мы просто не умеем ценить. У него есть добротное письмо: "Лишь после часу, когда в полуденном аду оставались самые крепкие и самые жадные, спешащие нахапать за свои деньги как можно больше солнца, Гирькин осторожно, точно барышня, вступал белыми ногами в мутную, но уже поуспокоившуюся воду". Есть у него и способность заинтересовать массового читателя: истории о любви знаменитых писателей перед тем, как составить книгу, печатались в газете "Труд". В текстах Киреева сохранилась уходящая распутинско-астафьевская натура. "Размышления на тему, как остаться честным в порочном круге лжи",— аннотация на переплете не врет. Но от чрезмерного морализаторства его предохраняет хорошее знание западной литературной традиции. Оно же обеспечивает относительную современность произведений, которые сам автор определяет как психологическую фантастику. И чересчур вперед писатель не забегает. Вы представляете, каких неприличностей напридумывал бы на тему "Лот из Содома" нынешний постмодернист... А Киреев целиком сосредоточился не на растленном городке (вот где расходятся его пути и с Распутиным тоже), а на образе праведника. Должен же среди раскованных авторов, чье творческое кредо — "пошла писать губерния", быть хотя бы один добровольно ограничивший себя "писатель в футляре" (но в футляре с цветной подкладкой).
Молодой немецкий писатель Кристиан Крахт (Christian Kracht) детальные описания своих юных страданий тоже снабдил многозначительной подкладкой. Помимо ссылок на Фитцджеральда, Сэллинджера он замахнулся даже на "Божественную комедию". При всей внешней случайности и незначительности эпизодов — поболтал в машине с девушкой, выпил пива, стошнило, попробовал таблетку, попал на сомнительную вечеринку, замерз у могилы Томаса Манна, заехал во Франкфурт, Мюнхен, Берлин и Гейдельберг — автор сравнивает свою поездку по родной земле Германии с дантовским путешествием по аду.
На пути ему встречаются представители различных пороков и подозрительные места вроде клубов Dj Hell и Purgatory. Ему одинаково надоели фашисты и либералы, работяги и миллионеры, те, кто "живут внутри машины и должны ездить на хороших авто, и принимать хорошие наркотики, и пить хороший алкоголь, и слушать хорошую музыку", и те, кто "делают то же самое, но только чуточку хуже". Герой описывает свое отечество с торжественностью песни "Широка страна моя родная...". Только "поля и реки" по-детски озорно заменены на "много в ней подушек, простыней". Все попытки путешественника выразить свой протест заканчиваются крахом: хотел побузить в самолете — весь перепачкался в персиковом йогурте; сбежал к дикой природе — оказался на пляже гомосексуалистов-нудистов; хотел найти место, куда не проникла музыка группы Modern Talking (этот символ несвободы для Крахта даже опаснее неофашизма),— не нашел. И дальше в том же роде. В этом Faserland действительно молодым везде дорога: даже на позаимствованной без спроса машине герой без желаемых препятствий добирается до самой Нивелирланд — Швейцарии. В финале герой плывет по Цюрихскому озеру. Там Modern Talking уже не слышно.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА