Мария Степанова: «90-е были для страны шансом, которым только частично удалось воспользоваться. Это кажется единственным за последние 100-200 лет периодом в истории России, когда интеллигенция, интеллектуалы — мыслящая прослойка — оказались ненадолго в ситуативном консенсусе с властью. Когда работать вместе с властью, работать на власть, делать что-то вместе было можно, нужно и казалось правильным. А за последние 15 лет все вернулись на заранее занятые позиции и шипят друг на друга из разных углов. Вот эта попытка взаимодействия очень важна».
Глеб Морев: «90-е были уникальным временем в российской истории, когда русская интеллигенция жила в унисон с властью. Я тогда с этой мыслью был согласен, не понимал это, а чувствовал на уровне эмоций. Я застал еще советскую повестку, которая была абсолютно чуждой, навязанной сверху и неорганичной. Я помню на уровне телесмотрения. Я же помнил советский телевизор, советские новостные программы, программу "Время". И я помню новостные программы нового российского телевидения. Сама последовательность сюжетов в новостном выпуске совершенно совпадала с моими приоритетами. Что мне казалось интересным, важным, оно шло первым номером».
Денис Бояринов: «Я недавно разговаривал с лидером группы "Тараканы", первый полноценный альбом этой группы возник в 90-91 году. Они сами ребята с Кутузовского проспекта. Это молодежь, которая "тусовалась по Кутузе", вот эта вся история с путчем происходила у них на глазах, они были непосредственными участниками событий. И когда я их спрашивал, как вы ощущали тогда это время, они говорили о том, что было ощущение, что они в эпицентре событий, и то, что происходит с ними и со страной — это единомоментный душевный подъем».
Линор Горалик: «Даже если человек пытается быть объективным, это невозможно. Здесь особенная история. Объективность невозможна, когда речь идет об эмоционально нагруженных событиях. 90-е фантастически эмоционально нагружены для всех, кто пережил их в сознательном возрасте. И не только в сознательном».