Русский музей совместно с Кунстхалле Бонна и Гамбурга показывает ретроспективу известного немецкого фотографа и акциониста Юргена Клауке (Jurgen Klauke) "Абсолютный штиль", объяснив свою инициативу дефицитом современного русского искусства подобного уровня. В Петербург приехал сам художник.
Русский музей поселил его в корпусе Бенуа. Фотографии развешаны просторно, залов много, выставка выплескивается на второй этаж, посетители пробегают изрядную дистанцию: это первая ретроспектива фотографа за 30 лет творчества, до сих пор выставки были только тематические. Тем у Клауке, впрочем, немного, судя по пресс-релизу: "самоинсценирование, исследование границ пола, взаимоотношения индивидуума и объекта". Но и они на самом деле могут быть слиты в одну: немецкий яппи на грани нервного срыва.
Кураторы с немецкой стороны призвали публику читать "не индивидуальное высказывание, а политическую работу". Сам Юрген Клауке пояснил, что его искусство родом из европейской студенческой революции 1968 года, уснастив несложный тезис именами Батая, Беккета, Арто и проч. С этой родовой травмой он, по его словам, прожил следующие 30 с лишним лет, что не помешало карьере ("Юрген Клауке очень дорогой художник",— сдержанно очертили кураторы круг проблем, которыми сопровождался подбор экспонатов), но превратило итоговую ретроспективу в меланхоличную историю о том, что было после 1968 года? Левацкий энтузиазм забродил и скис, мир не изменился, прежним бунтарям пришлось заново учиться жить в буржуазном царстве наживы и чистогана. История волей-неволей выглядит автобиографической: свой метод Юрген Клауке определил как межвидовой акционизм, то есть большинство фотографий документальны, они являются репортажами с соответствующих акций, где главную роль художник охотно играл сам. Автобиографический герой в сильной степени цементирует экспозицию.
Этот новый Ариэль, зацикленный на собственной identity, но почти шизофренически неспособный сказать "я", лихорадочно меняет облик и пол. Бреет голову, белит лицо, рисует смоляные брови и малиновые губы, то же самое проделывая с подружкой. Меняется с ней одеждой. Накладной маникюр приклеивает на ногти, а богатый, щедро снятый в цвете, пластиковый ассортимент секс-шопа — произвольно по всему телу. И в конце концов, портретируя собственное лицо, попросту размывает его: нет человека — нет проблемы.
Перебесившись в 1970-е, в 1980-е герой надевает официальную пиджачную пару. На голову по самые плечи надвинуто глухое ведро. Фото, как на паспорт. Под каждым кадром подписан день недели, рядом такая же серия, только снимки подписаны годами — 1981, 1982 и так далее. В этом мире столешница прорастает и колосится тросточками, фетровые шляпы вьются и сыплются как осенние листья, герой сиднем сидит на стуле, и даже срастается со стулом в какого-то чиновного Минотавра с четырьмя бодливыми деревянными рогами. Характерное название: "Формализация скуки".
А на втором этаже выставки начинается натуральный выход в астрал. Больше нет ни людей, ни предметов, ни гендерных проблем, ни буржуазной тоски, ни городских стрессов. В черном космосе плавают, пересекаются, медленно кружатся неоновые лучи, спирали и светящиеся сферы. Складывается впечатление, что затурканный герой в мучительных трудах все-таки заработал себе на приличную пенсию, вышел из-под прямого буржуазного прессинга и нестесненно занялся душой. В этом и заключается политический аспект выставки, рекомендованный немецкой стороной. Фокус в том, что задвинутое на второй план "индивидуальное высказывание" на деле впечатляет гораздо сильнее инсценированных на фото социальных драм (к тому же экзистенциально чуждых простому российскому человеку). Юрген Клауке снимает в основном черного цвета предметы на умеренно черном фоне, так что к концу выставки у зрителя полностью перестраивается оптический аппарат. Начинаешь различать самые настоящие гаммы черного, не говоря уж о сером. Белые блики рук и лиц производят маленькую сенсацию. Пластика предметов и персонажей спокойна и исполнена достоинства, даже колхозное железное ведро в обработке Клауке выглядит удивительно респектабельно. Огромные стильные аскетичные фотографии — сумасшедший асоциальный неудачник так не снимет. И чтобы вполне проникнуться ими, вовсе не обязательно бить буржуазные витрины или закалывать на революционном алтаре в качестве тельца новенький "Мерседес".
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА