Пять лет исполнилось музею Чуковского в Переделкине. Летом 1996 года он был признан официально. На самом деле музей неформально существует уже 30 лет: книга отзывов была начата именно в 1971 году. А самые первые экскурсии по своему дому проводил сам автор "Мухи-Цокотухи". Сейчас, чтобы увидеть кабинет Чуковского, на экскурсии записываются заранее.
Дома-музея Чуковского вообще не должно было быть. По литфондовскому распорядку семья умершего писателя имела право занимать переделкинскую дачу не более двух лет. А дому Чуковского приходилось отвечать еще и за своих обитателей: в этом "преступном гнезде" бывали антисоветчики и иностранцы, здесь по приглашению Чуковских живал Солженицын.
Лидия Корнеевна, дочь Чуковского, сразу после его смерти решила сохранить обстановку: только для себя, чтобы приходить к отцу "в гости". Но музей стал создаваться, что называется, стихийно: просто начали приходить люди, приносить с собой тапочки и просить показать им, где умывался автор "Мойдодыра". Кому-то из семьи приходилось бросать незаконченный завтрак и подниматься с гостями наверх.
В 1973 году вышло постановление об открытии Дома-музея Чуковского на базе созданной им библиотеки и его дачи. Спустя два года музей включили в список памятников истории и культуры. Но в 1976 году эти решения отменили, а Лидию Корнеевну было предписано выселить из дома в судебном порядке. Поначалу судья, которую провели по музею, под впечатлением от увиденного отказала Союзу писателей в иске — ее уволили с работы, а следующий суд оказался не столь впечатлительным. Хотя осуществить выселение все же не решились: дом-музей продолжал работать. Лишь в 1994 году он стал филиалом Государственного литературного музея, а после двухлетнего ремонта, летом 1996 года, здесь пошли официальные экскурсии.
В музее, что большая редкость, нет экспозиции: то есть ничего специально не передвинуто, не повешено в рамочку и не огорожено ленточкой (только в последнее время в одной из пяти комнат, где как раз жил Солженицын, стали делать небольшие выставки). В кабинете писателя все сохранено в точности, как было: не пропал ни один игрушечный крокодил (Лидия Корнеевна зорко следила, чтобы черный стоял справа, а белый — слева), не свалился с полки Шалтай-Болтай. Поедаемые молью мантия и шапочка почетного доктора Оксфордского университета регулярно реставрируются. Очевидно, следуя завету самого писателя, утверждавшего "Я не люблю вещей, мне нисколько не жаль ни украденного комода, ни шкафа, ни лампы, ни зеркала, но я очень люблю себя, хранящегося в этих вещах". Впрочем, Корней Иванович, проживший здесь с февраля 1938-го по октябрь 1969-го, дальнейшую судьбу своего пристанища видел так: "Вот я умру, а люди, проходя по этой улице мимо нашего дома, будут говорить: 'Здесь, кажется, когда-то жил Маршак'".
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА