Кто виноват в убийстве многодетной матери с детьми в Нижнем Новгороде? Как изменить Семейный кодекс, чтобы решить проблему домашнего насилия? И почему бороться с ним нужно начинать с низов? Эти и другие вопросы ведущий «Коммерсантъ FM» Анатолий Кузичев обсудил с правозащитником и журналистом Валерием Панюшкиным в рамках программы «Действующие лица».
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
«Государство предоставляет нам какой-то глянцевый образ многодетной семьи»
Валерий Панюшкин об отношении государства к многодетным семьям: «Меня как отца четырех детей беспокоит некоторая глянцевость и гламурность отношения государства к многодетным семьям. Например, партия «Единая Россия» устраивает какой-нибудь митинг с флагом, на котором изображена многодетная семья: они такие прекрасные и счастливые. Нам предоставляется какой-то глянцевый образ многодетной семьи вместо того, чтобы выразить уважение к тому, чем является многодетная семья на самом деле. Это трудное дело, это большая серьезная работа. Материальные стимулы? Есть федеральный закон, согласно которому многодетные семьи имеют право на получение семьи для частного жилищного строительства. Но, например, в Москве никому такую землю не дают. Без объяснений. Мол, идут согласования. Все многодетные семьи Москвы стоят в бесконечной очереди за землей, которой нигде нет. Но со мной сложный случай. У нас в стране при заявленном равенстве многодетными могут считаться исключительно женщины. Я стал отцом четверых детей в два захода, и поэтому я многодетным отцом не считаюсь. У нас у всех прекрасные отношения, я, мне кажется, веду себя ответственно как отец, но государство меня многодетным отцом не считает».
«Есть регионы, которым ничего не стоит дать землю. Формально закон соблюден, даже Московская область дает землю. В Москве не могут же дать землю на Красной площади. Надо как-то договориться с Московской областью. Муторная история, и никто не хочет этим заниматься. Значительно легче выйти на митинг и помахать флагом. Это точно так же, как с домашним насилием. Нужно же планомерно заниматься проблемами большого количества людей».
О наказании для убийцы семьи в Нижнем Новгороде: «Я не представляю себе, как можно убить психически больного человека. То, что он сделал, это чудовищно. Но насколько я понимаю ситуацию, это психически больной человек, и его место в клинике».
«Благотворительность в сфере системных проектов у нас пока не работает»
Валерий Панюшкин о проблемах благотворительных организаций: «Самосознание россиян устроено так, что мы вполне готовы жертвовать деньги, условно, на спасение ребенка, но недостаточно готовы жертвовать на системные проекты, например, на организацию, которая предотвращает домашнее насилие или учит милиционеров. Это довольно сложные благотворительные схемы, поэтому пока что в этой сфере благотворительность у нас не работает. Но тут есть еще одна вещь — общая атмосфера. Маленькие общественные организации сталкиваются с несовершенством законов, и они начинают лезть к депутатам Госдумы и говорить «надо принять или усовершенствовать такой-то закон или сделать то-то», а те их очень сильно посылают. Здесь дело не только в деньгах, которые выделяет государство, а в ощущении собственной нужности. Твой депутат на местном уровне или депутат в Москве, до которого ты доехал со своим пониманием проблемы, – он считает, что ты говоришь о чем-то важном, или он занят выдумыванием закона о запрете кружевных трусов? Ощущение невостребованности у благотворительных организаций способствует выгоранию».
О том, как оценивать эффективность социальной работы: «Как устроены у чиновников нормативы? Министерство труда и социального развития оказывает населению услуги: накормили бесплатным обедом бездомных, поставили галочку, оказали услугу. В случае с неблагополучными семьями услугой считается визит. Инспектор органов опеки посетил семью – отчет отослан, бюджет освоен, все хорошо. Как изменить это несовершенное устройство? Если бы Минтруда или кто-то еще, кто занимается этой проблемой, позвал бы экспертов и сказал: "Придумайте мне шкалу, по которой я смогу замерять, улучшилось положение неблагополучной семьи или нет". Такие шкалы есть в странах, про которые принято думать, что там все семьи гомосексуальные. Или можно разработать свои шкалы. При этом важно оценку деятельности связывать с уровнем благополучия».
Председатель правления РОО «Право ребенка» Борис Альтшулер об усовершенствовании Семейного кодекса: «СК расследует множество случаев, конечно, не таких страшных, как в Нижнем Новогороде, но есть убийства, насилие. Каждый раз выясняется, что сигналы о неблагополучии в органы опеки, полицию, соцзащиту были давно. В Семейном кодексе отсутствует понятие "помощь семье". Там девять статей, как уничтожить семью, отобрать детей, и еще 42 статьи как потом их устраивать, а вот о том, как помочь семье, нет ни одного слова. Это катастрофический кодекс, который является причиной того, что мы видим. Когда есть внимание к семье, а не безразличие — это совсем другой разговор, шансы на трагедию резко уменьшаются. Наш Координационный совет по делам инвалидов при Общественной палате вместе с Еленой Клочковой направили в Совет федерации предложение по изменениям в Семейный кодекс».
«Атмосфера для небольших общественных организаций в стране крайне неблагоприятная»
Валерий Панюшкин о массовом убийстве в Нижнем Новгороде: «Здесь дело не в законодательстве. Мы обратили внимание на этот случай, потому что он чудовищный. Это абсолютный кошмар. Но представьте себе, что было бы, если бы в каком-нибудь небольшом городе отец убил бы одного ребенка. Это бы не попало в новости, а таких случаев много».
О домашнем насилии и борьбе с ним: «Я плотно занимался темой домашнего насилия. По некоторым оценкам, это в России происходит в каждой четвертой семье. Это огромная проблема, которая заключается в том, что все это происходит на очень низовом уровне. Разбираться с этими проблемами на уровне президента или Государственной думы невозможно. Про эту семью мы знаем, что женщина несколько раз обращалась в полицию, а полиция не отреагировала. Некоторое время назад в России была общественная организация, которая занималась тем, что проводила для милиционеров семинары по домашнему насилию, то есть специалисты приходили в отделения и объясняли, что это такое, что надо делать, просвещали людей. С этой маленькой общественной организацией была одна проблема — она работала на западные гранты».
«У меня есть детский правозащитный проект. Он маленький, состоит из двух юристов, меня и координатора. До последнего года получал президентские деньги, президентский грант. В этом году нам этих денег не дали. Кризис. Залдостанову дать надо, я не знаю. Я знаю огромное множество малюсеньких общественных организаций, которые занимаются решением проблем домашнего насилия. Я настаиваю на том, что эту проблему на большом государственном уровне решить нельзя. Это то, на чем споткнулся Советский Союз: планировать тяжелое машиностроение ты можешь, а планировать длину женских юбочек ты не можешь. В городе должны быть две энтузиастки-правозащитницы, которые сделают приют для женщин, которые могут убежать туда, взяв детей и документы, если их бьет муж. Им там окажут помощь. Атмосфера для существования подобных маленьких общественных организаций, которые занимаются решением проблем домашнего насилия на низовом уровне, в стране крайне неблагоприятная».