В венском Theater an der Wien в рамках летнего фестиваля KlangBogen Wien 2001 состоялась премьера оперы Чайковского "Иоланта". Оперу ставила интернациональная команда во главе с дирижером Владимиром Федосеевым.
Первый раз "Иоланту" показывали в Вене в 1900 году. Дирижировал Густав Малер. Прокатных перспектив у "Иоланты" тогда не обозначилось. Продвинутых венцев оттолкнул мелодраматизм сюжета о слепой дочери короля Рене, исцеленной силой любви. А евроромантическая лирика Чайковского показалась старомодно-слащавой. Искреннее намерение композитора "написать оперу, от которой все бы плакали", в Вене рубежа XIX-XX веков понимания не нашло. Поэтому нельзя не оценить смелость организаторов нынешнего фестиваля KlangBogen Wien, пошедших на весьма рискованную репрезентацию непопулярного в их краях опуса.
Вообще-то оперная премьера на KlangBogen Wien — явление редкое. В отличие от крупных оперных фестивалей Австрии (в Брегенце и Зальцбурге) KlangBogen Wien скромен и консервативен. Тут в ходу элегантные гала, устраиваемые путем осторожного перехвата направляющихся или возвращающихся с больших фестов звезд экстра-класса — таких, как Томас Хэмпсон или Дебора Войт. Надо сказать, что в барочных пропорциях зале Theater an der Wien выступающие чувствуют себя гораздо уютнее, чем на зверских просторах гроссфестшпиль-сцен. Оттого и атмосфера складывается тут теплая и душевная, что "Иоланте" Чайковского весьма и весьма кстати.В том, что это учел Владимир Федосеев, два года назад согласившийся на работу над постановкой, можно не сомневаться. На KlangBogen Wien он не новичок, хорошо знаком с фестивальным форматом, к которому умело подгоняет эксклюзивные русские проекты вроде прошлогоднего "пушкинского концерта". На сей раз в его намерениях было воспеть второго русского гения — Чайковского, в чьей опере-короткометражке (40 минут) так много обожаемого Федосеевым христианского позитивизма (свет любви); восхитительной игры смыслов (тяжкий жребий незрячести и дар Божий — ясная душа); и много исключительно красивой музыки.
Немецкий режиссер Пеер Бойсенс (Peer Boysens) подошел к "Иоланте" совсем по-другому. На его взгляд, "это опера о переходном возрасте, когда многие чувства открываются неожиданной для их носителей стороной". Глядя на сцену, нетрудно догадаться какой: агрессивный грим короля Рене (Павел Данилюк, Цюрихская опера), почти что байкерский прикид благородных рыцарей Водемона и Роберта в исполнении польских тенора и баритона Петра Бечалы (Piotr Beczala) и Войтека Драбовича (Woitec Drabovizc). Все неприятное, злобное, лишенное и намека на деликатные чувства высокородных персонажей XV века.
Под стать себе-режиссеру Бойсенс выступил в декоре "Иоланты". Главным украшением сцены стала полупрозрачная вертикальная труба с ввинченной внутрь лестницей. Узница этой метафорической тюрьмы — юная героиня Чайковского, чье заключение, видимо, было обусловлено главной режиссерской мыслью: честное осознание своей беды гарантирует человеку истинную свободу. А вот любая ложь — хоть и во спасение (слепую от рождения Иоланту по требованию отца запрещено просвещать о ее недуге),— это плохо: человек становится жертвой чужого умысла.
Между тем как раз в связи с "Иолантой" тема чужого умысла — неловкость. Обсуждая с братом Модестом либретто оперы, Чайковский настаивал на чрезвычайно красивой идее Творенья. "Чудный первенец Творенья" — это свет. Разумелся свет божественный, свет души. И, как ни странно, даже самые поэтически-неудачные строки либретто благодаря глубине и правильности этой идеи доносят ее восхитительный смысл: "чувство зренья" сперва "познать должна душа" и только после нее — "мирские, смертные глаза".
Актуализировать такое, осовременивая и ожесточая героев оперы, не только бессмысленно — убого. К сожалению, в Вене это поняли только благодаря Федосееву. Он насытил оркестровую ткань нежнейшими красками. Очарованные Большим симфоническим оркестром имени Чайковского, венцы по достоинству оценили и работу, проведенную с певцами: рисунок вокальных партий явно конфронтировал режиссерскому.
Особенный успех выпал на долю Ольги Микитенко из Киева (Иоланта), Войтека Драбовича из Франкфуртской оперы (Роберт) и Павла Данилюка (король Рене). Очевидно, федосеевская концепция русской оперы убедила их сильнее немецкого режиссерского квазиавангарда, который, непонятно почему, все еще прикармливают австрийские фестивали, вместо того чтобы отправить его на почетную пенсию.
МАРФА Ъ-ВАСИНА
Следующие спектакли 14 и 16 августа.