Россия воспользовалась своим правом вето и заблокировала принятие проекта резолюции ООН о создании международного трибунала по малайзийскому Boeing. За принятие этого документа проголосовали 11 членов Совета безопасности ООН. Китай, Венесуэла и Ангола воздержались. Россия, которая является одним из пяти постоянных членов Совета, применила право вето. Киевский политолог Михаил Погребинский ответил на вопросы ведущей «Коммерсантъ FM» Натальи Ждановой.
Фото: Александр Чиженок, Коммерсантъ / купить фото
— Вето, наложенное Россией, в принципе было ожидаемым. Москва неоднократно заявляла о своем мнении на этот счет, и Владимир Путин говорил о том, что выступает против проведения трибунала. Что касается репутационно-политических последствий такого решения для России, как вы думаете, какими они могут быть?
— Тут любой вариант был бы репутационно негативный для России. Поэтому выбор, в общем, был меньшим из двух зол. А сам принцип можно сформулировать так: проводим международные трибуналы в тех случаях, когда можно политически на этом выиграть. Поскольку было известно, что Россия заблокирует, наложит вето, то это выгодно для инициаторов этого дела, поскольку это влияет на репутацию. С другой стороны, нет никаких рисков, в случае, если это будет не в интересах инициаторов Запада, а Россия все равно заблокирует, так что это было выгодно.
Я, например, считаю, что решение правильное, несмотря на репутационные потери, поскольку иначе это был бы прецедент, подтверждение двойного стандарта: когда Украина сбивает российско-еврейский самолет, не возбуждают международного трибунала, когда американцы сбивают иранский — тоже все окей. А раз здесь есть возможность наложить вето, надо в таких случаях накладывать. Я думаю, что Россия уже пожалела о том, что в свое время воздержалась в отношении вопроса с Ливией при Медведеве, когда это фактически запустило механизм того, что в Ливии произошло.
— Вы сказали, что в любом случае были бы репутационные потери, какими бы они были, если бы Россия воздержалась от наложения права вето? В таком случае Москва продемонстрировала бы единство в желании расследовать эту катастрофу, и косвенно это бы означало, что Москва к этой истории не причастна.
— Я думаю, что это ничего, на самом деле, не означало бы, поскольку через пару месяцев должны появиться результаты, и я не сомневаюсь в том, что результаты будут двусмысленные. 100-процентные доказательства вины одной из сторон не будут приведены — это моя гипотеза. Но все будет сформулировано так, что даст возможность оппонентам России, западным странам, Украине продолжать обвинять Россию, ссылаясь на какие-то не очень убедительные, но для них достаточные доказательства вины России и ополченцев. В любом случае были бы потери, но международный трибунал, который бы принял на себя ответственность, требовал бы в результате этих двусмысленных решений принятия каких-то обязательств, которые России невыгодно принимать.
— Как дальше будут развиваться события? Трибунал, получается, окончательно не создадут, или есть какие-то альтернативные ходы, как может проходить этот процесс?
— Я очень небольшой эксперт по части юридических аспектов работы ООН, но, насколько я понимаю, есть возможность: высшее решение принимается Генеральной ассамблеей, если будут инициаторы настаивать, может быть, этот вопрос возникнет на Генеральной ассамблее, но я думаю, что это маловероятно.