Неосторожная "Предосторожность"

Возобновление балет

Этот прелестный — самый популярный — балет английского классика Фредерика Аштона не сходит с мировых сцен уже больше полувека. Хотя вот со сцены Большого, увы, сошел, вытесненный лет пять назад одноименным балетом в топорной постановке Юрия Григоровича. Зато в прошлом году появился в петербургском Михайловском театре, так что зрителям обеих столиц он прекрасно знаком. Читателям же стоит напомнить, что "Тщетная предосторожность" считается старейшим балетом, дошедшим до нас из глубин веков. Историю про то, как зажиточная фермерша собралась выдать дочку за богатого соседа-дурачка, да не устерегла прыткую девчонку, выскочившую за любимого крестьянина, Жан Доберваль поставил за две недели до Великой французской революции. Правда, от его спектакля сохранилось лишь либретто (возможно, и некоторые мизансцены), но со времен успешной премьеры крестьянская "Тщетная предосторожность" стала королевой сцены: хореографы разных стран ставили ее бессчетное количество раз.

Самой удачной постановкой ХХ века считается версия Фредерика Аштона: страстный любитель старины, он сумел сохранить аромат веков (мизансцены и многие комбинации ему показала Тамара Карсавина, балерина императорской Мариинки) и придумать собственные преостроумные танцы и режиссерские ходы. Вот этот спектакль 1960 года со старинной музыкой Герольда в неизменных декорациях, костюмах, режиссуре и хореографии и воспроизводят театры всего мира. Причем Парижская опера получила его в числе последних — только в 2007 году. Спектакль прошел 54 раза, был снят с репертуара на несколько сезонов (эту традицию парижан перенял и наш Большой) и теперь возобновлен репетиторами труппы.

На первом представлении главную роль фермерской дочки Лизы исполняла Мириам Ульд-Брам, получившая за эту партию титул этуали еще при первой постановке, успевшая с того времени родить и вернуться на сцену. Эта компактная балеринка с весьма скромными природными данными по облику — типичная инженю, однако ей не хватает той живости и обаяния, которые считаются непременной принадлежностью этого амплуа. В первой, "дворовой", сцене "Тщетной" (перепалках с матерью и нежностях с влюбленным Кола, в русском варианте Коленом) юная фермерша выглядела переряженной горожанкой: жеманилась, строила плаксивое личико и слишком уж аккуратно работала небыстрыми ножками, почти не вскидывала их при беге на пуантах и заторможенно перебирала ими в па-де-бурре. Все так же надувая губки, госпожа Ульд-Брам в повозке, запряженной живым осликом, отправилась на сенокос, однако во второй сцене выехала из-за кулис уже другая Лиза: в антракте выяснилось, что этуаль незаметно для публики успела получить травму, не совместимую с танцем.

Вторая Лиза, Элеонор Герино (по иерархии — сюжет, то есть простая солистка), оказалась крепкой невысокой девушкой с не по-французски раздолбанной широкой стопой, низкими икрами и маленьким шагом. Главные ее достоинства — боевой настрой, оживленная мимика и явное портретное сходство с Джулианной Мур — превратились в недостаток в основной игровой сцене спектакля — той, где Лиза мечтает о свадьбе и детях: оставшись на сцене в одиночестве, возбужденная Элеонор хлопотала лицом за троих.

Этуаль Джошуа Хоффальт (Кола) с двумя Лизами справился играючи, а если и срывал поддержку (скажем, в конце па-де-де, когда должен был выжать партнершу на "стульчик" на одной руке), то ничуть не огорчался — брал реванш собственными танцами с крепкими, хоть и не полетными прыжками и умело провернутыми пируэтами. Этот уверенный в себе мужчина не похож на привычных нам Коленов-мальчиков: было ясно, что женитьба на Лизе не исчерпает его интереса к женскому полу. Такая трактовка уравнивала Кола с активной Лизой — балет приобрел равновесие и дополнительную пикантность.

Однако замена героини оказалась не единственной: Симон Валастро в роли дурачка Алена вроде бы благополучно протанцевал первый акт (несмотря на маленький прыжок и сомнительные револьтады). Но и он умудрился травмироваться, так что заканчивал спектакль совсем другой Ален: тоненький, нервный, слабосильный Даниэль Стокс выглядел обиженным геем, которого насильно тащат под венец. Вообще-то в этом спектакле все персонажи казались странноватыми: Орельен Уэтт с утрированно накрашенным лицом перекривлялся, сделав свою бдительную мамашу Симон наивной дурочкой, а ее коронный танец исполнил в облегченных пластиковых сабо нечетко, незвучно и не смешно. Богатей Тома, отец жениха Алена (Алексис Сарамит), веселился и пошатывался, будто не просыхал до самого конца спектакля. Пейзане в поле, напротив, вели себя церемонно, будто на версальском празднике. Прославленная парижская кордебалетная дисциплина никуда не делась — ракурсы выверены, линии стройны, смены рисунков четки. Сельские труженики прыгали на одну высоту, туры и пируэты делали синхронно, по-военному четко работали с аксессуарами.

И все же Парижская опера явно переживает не лучшие времена. Две замены в одном спектакле теперь вовсе не ЧП. В недавней "Пахите" танцевали два Люсьена, причем, в отличие от "Тщетной", оба вышли на поклоны. Артистов преследуют травмы, даром (а может, из-за того?) что новый худрук Мильпье в целях борьбы с травматизмом заменил пол на сцене и в залах. С его приходом карьерный рост в труппе ускорился, но этуалями теперь становятся солисты, звездность которых весьма спорна, особенно плохо обстоят дела с примами-балеринами. С другой стороны, учитывая, что Бенжамен Мильпье собирается модернизировать и без того весьма современный репертуар Парижской оперы, возможно, скоро они могут и не понадобиться.