120 лет назад в Житомире родился Давид Штеренберг. Он вошел в историю как первый высокопоставленный чиновник советского искусства, всемогущий комиссар ИЗО Наркомпроса. А еще тем, что, будучи большим начальником, сумел остаться и большим художником.
Правительственным комиссаром по делам искусств в декабре 1917 года, а чуть позже — заведующим отделом изобразительных искусств Наркомпроса РСФСР тридцатисемилетний Штеренберг стал по блату, благодаря протекции своего старого приятеля Анатолия Луначарского. В России Штеренберга тогда мало кто знал: с 1907 года он практически безвылазно жил в Париже, куда подался учиться современному искусству прямо из Одессы, минуя российские столицы.
Начинающий живописец вместе с женой поселился в знаменитой художественной коммуне "Ля Рюш" ("Улей"), оправдывавшей свое название невиданно высокой концентрацией кучковавшихся в ней в разное время гениев — от Шагала и Леже до Модильяни и Архипенко. Штеренберг гением не стал, но премудрости новой французской школы живописи освоил: гранил фигуры на кубы и шары, разлагал пространство на лабиринты пересекающихся плоскостей, смело чудил с "дикими" сочетаниями колеров. Еще чуть-чуть, и он скатился бы в абстракцию, но чудом удержался на грани, как удерживаются в его натюрмортах чашки и лампы на вывернутых до невозможности крышках столов.Натюрмортами он и прославился. Парящие в безвоздушном пространстве селедки и стаканы с простоквашей в голодном революционном Петербурге были восприняты чуть ли не как формулы мирозданья. Впрочем, Штеренберг был не особо склонен к глобальным обобщениям — теоретизирование он предоставлял своим более радикальным коллегам, а сам придерживался скорее либеральных, чем революционных взглядов на искусство. Именно эту дипломатическую жилку и оценил в Штеренберге Луначарский, полагая, что только он сможет консолидировать задиристых леваков, из воюющих между собой течений создав стройную и легко управляемую армию искусств. Знаменитый "Приказ по армии искусств" Маяковского вышел в качестве передовицы в первом номере газеты "Искусство коммуны", печатном органе возглавляемого Штеренбергом департамента.
Консолидация удалась. Сейчас трудно поверить, что в подчиненных Штеренберга одновременно ходили Татлин и Кандинский, Жолтовский и Щуко, Брик и Грабарь. Заведующий ИЗО Наркомпроса был вынужден решать и творческие, и хозяйственные проблемы. Ему слали петиции с изложением новейших систем в искусстве и тут же требовали академического пайка. "Вы, Давид Петрович, будете ответственны перед историей как государственный деятель",— грозил ему из Витебска Малевич. А сосед по квартире Маяковский сочувствовал: "рукой в подрамниковой раме выводите Неву и синь, другой рукой — под ордерами расчеркиваетесь за керосин".
Как Штеренбергу на протяжении почти десятилетия удавалось совмещать керосин и занятия собственным творчеством, достойно удивления. В 1920-е годы он организует несколько эпохальных выставок советского искусства за рубежом, заседает в комиссии по рассмотрению проектов Мавзолея Ленину, участвует подряд в трех Венецианских биеннале, профессорствует во ВХУТЕМАСе, исполняет роль директора русского раздела на Всемирной выставке в Париже 1925 года и сам оформляет вместе с Родченко выстроенный Мельниковым павильон "Махорка", в тот же год возглавляет ОСТ (Общество художников-станковистов), пестуя молодых Пименова и Дейнеку и при этом неизменно остается ньюсмейкером всех больших выставок, вызывая споры критики и трепет студентов.
Один из них вспоминал, что вокруг имени Штеренберга все время ходили самые невероятные слухи, например, что будто бы, чтобы написать свою знаменитую картину "Старик", известную еще под названием "Единоличник", он распластал модель на холсте и обвел углем силуэт. Наивная советская молодежь готова была увидеть в обыкновенном мастерстве художника какой-то хитроумный кунштюк. Последняя положительная рецензия на творчество Штеренберга появилась в 1932 году. Уже за несколько лет до этого его блистательная карьера пошла под уклон. Чиновники-либералы, ценящие Рембрандта наравне с Пикассо, советскому государству были уже не нужны. Как и художники, которые не смогли отречься от своего модернистского опыта, как ни старались. Штеренберг умер в 1948 году, если не забытым, то уж никак не обласканным. Впрочем, в экспозиции Третьяковской галереи осталась его "Аниська" (деревенская девочка, стоящая рядом с краюхой хлеба), создающая у зрителей несколько превратное представление о творческом лице комиссара Штеренберга.
МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА