Фестиваль театр
Фото: Wonge Bergmann
В Берлине в рамках фестиваля Foreign Affairs показали мировую премьеру 24-часового спектакля "Гора Олимп, во славу культа трагедии", поставленного знаменитым бельгийским художником и режиссером Яном Фабром с актерами его бельгийской труппы Troubleyn. За ходом театрального марафона наблюдала АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
Выпускник Королевской академии художеств Бельгии, ставший первым, кто удостоился прижизненной выставки в Лувре, автор шокирующих инсталляций (вроде проекции полмиллиона жуков-скарабеев на потолок бельгийского Королевского дворца) и не менее шокирующей программы Авиньонского фестиваля (в 2005-м его деятельность на посту приглашенного худрука вызвала в Авиньоне скандал и вмешательство министра культуры Франции), 57-летний Ян Фабр никогда не учился театру, но считает его главным, все объединяющим искусством. Первую труппу он собрал в начале 80-х. В 1984 году сенсацией стала его пятичасовая "Сила театрального безумия", в которой Фабр хулиганил, развенчивая все театральные приемы и доказывая, что мощь театра не в слове и сюжете, а в слиянии света, цвета, движения и музыки. В 2013-м спектакль был восстановлен на Авиньонском фестивале. После показа стало ясно: это время пытается угнаться за Фабром, а не наоборот.
24-часовая "Гора Олимп" построена по тем же принципам: мизансцены режиссер лепит из голых тел, как из глины, вместо костюмов — белые простыни. Декораций минимум — их заменяет висящий на заднике экран. Но если в "Силе театрального безумия" на экран проецировались полотна Возрождения, то теперь Фабр сам создает картины, так искусно фотографируя актеров, что сомнений нет: на снимках — боги.
Собственно, форма этого спектакля — уже часть его содержания, доказывающая, что нет разницы между нами и теми, кто жил в античности. Древние греки играли свои спектакли от рассвета до заката, во время действия можно было есть, пить, разговаривать и выходить по нужде. Фабр предлагает публике то же, но растягивает представление на сутки, так хитро его выстраивая, что главная проблема зрителя — заставить себя покинуть зал. Происходящее напоминает один сплошной фокус или метаморфозу. Общие вакхические танцы (зажигательный тверк), скандирование слоганов ("fuck me! take me!" — кричат люди богам), переодевание, вернее, преобразование (с помощью красок и тряпок) себя в существо другого пола, надрывный плач, когда актеры вытаскивают из-за пазухи куски мяса и бьют ими себя в грудь,— все доводит до изнеможения, но едва ты хочешь уйти, как замечаешь, что затянутый эпилог становится прологом к новой сцене, трагическое превращается в смешное, и наоборот. Так, женский хор, изображающий оргазм (под хохот мужской части зала), служит переходом от "Эдипа" к "Вакханкам". Стонущие девы незаметно скрываются в кулисах, а на пустую сцену выезжают столы, по которым, завернувшись в простыни, расхаживают боги. В резном кресле застыл царь Пенфей: только что он призывал запретить культ Диониса, подрывающего устои нравственности фиванцев, и вот уже царица Агава (принявшая Пенфея за льва и оторвавшая ему голову) обвешивает его кусками вырванного у него же мяса, а голые боги глумливо корчатся за его спиной.
Еще одна впечатляющая метаморфоза "Горы Олимп" — то, как легко текст трагедий Еврипида или Софокла оборачивается сегодняшней сатирой. Залитую золотым светом сцену окутывает голос Марии Каллас, поющей арию Медеи. Другая Каллас (загримированный актер) произносит монолог о мужской подлости, чередуя современный сленг с античной ламентацией. "Три раза под щитом охотней бы стояла я, чем раз один родить",— говорит Медея, задирая подол и обнажая член, заветную, по Фрейду, мечту каждой женщины.
14 эпизодов, длящихся 24 часа (с перерывами на сон, когда Фабр, притушив похожие на огромные одуванчики лампы, укладывает актеров спать прямо на сцене), включают главные греческие мифы, в основе которых все наши беды и комплексы. Они, как доказывает спектакль, с веками не меняются.
Соединяя авангард и классику, тверк и сиртаки, попсу и артхаус, используя, кажется, все приемы постмодернизма, Ян Фабр находит тот новый ритм и эстетику, которые позволят сегодняшнему человеку перестать наконец ощущать себя в конце истории. Ибо "Гора Олимп", как губка, вбирает в себя не только все стили и жанры, но и весь кровавый человеческий опыт. Не обещая неба в алмазах, она дает ощущение не конца, а кантилены: на этом свете без перемен, мы — те же, что и пять тысяч лет назад, и наши глумливые боги — над нами. "Take your power back. Enjoy your own tragedy",— предлагает в финале плотоядный, толстый, выкрашенный золотом Дионис. И благодарный зритель, евший, спавший (спать можно не только в фойе и в зале, но и в палатках в саду) и, может, даже зачавший на спектакле Фабра потомков, устраивает 40-минутную овацию.