Гастроли балет
На Исторической и Новой сценах Большого театра прошли гастроли основной труппы Нидерландского театра танца (NDT 1) с двумя программами одноактных балетов, которые оценили ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА и ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.
Приезд NDT 1 — лучшей современной труппы Европы — само по себе событие. В последний раз основные голландцы (в структуре театра есть еще молодежная труппа — NDT 2, которая наведывалась к нам чаще) были в Москве 18 лет назад — в иную эпоху, с другим репертуаром. Неизменным остался лишь профессионализм интернациональной труппы, ее редкая эмоциональная и творческая самоотдача: 28 артистов, каждый из которых мог бы украсить любую компанию, здесь готов раствориться в ансамбле, чтобы в нужный момент выстрелить неотразимым соло. Свой уровень мастерства труппа поддерживает с поражающей стабильностью уже не первый десяток лет — с тех пор, как в 1977-м ее единолично возглавил Иржи Килиан, превративший NDT еще и в питомник балетмейстерских талантов. В сущности, почти все законодатели хореографических мод — от Охада Нахарина до Александра Экмана — вышли из килиановского NDT. Там же проработали всю жизнь и нынешние руководители труппы Пол Лайтфут и Соль Леон. На счету этого плодовитого семейно-балетмейстерского дуэта с полсотни постановок, в Москву они привезли четыре своих балета и один чужой, канадки Кристал Пайт,— "крестный отец" NDT Иржи Килиан настаивает, чтобы труппа жила сегодняшним днем.
В отличие от своего великого предшественника, хореографы Лайтфут--Леон любят рассказывать общедоступные человеческие истории (что, конечно, не означает, что их одноактные балеты имеют литературный сюжет). Просто персонажи часто оказываются в узнаваемых ситуациях, испытывают всем знакомые чувства, дуэты отражают подробности психологических ходов, а танец кордебалета, комментирующий и одновременно умножающий эмоции героев, обобщает конкретный случай до всеобщего закона. Именно так устроено "Томление" ("Sehnsucht", 2009, на музыку Бетховена). В маленьком кубе вмонтированной в задник вращающейся комнаты — так, что дверь временами переползает на потолок, а окно может оказаться люком под ногами,— мужчина и женщина тихо избывают любовный кризис. Их адажио поставлены с такой телесной изобретательностью, с таким вниманием к мельчайшим изменениям настроения, настолько интимно и откровенно, будто нас заставляют подглядывать в замочную скважину. Основное же пространство сцены отдано третьей стороне — юноше, по которому тоскует эта запертая ненужной ей любовью женщина. Широкие движения его танца, полного муки и отчаяния, подхватывает и трансформирует кордебалет, превращая камерную драму во вселенскую катастрофу. Но структура балета выстроена так точно, что этот массовый телесный вопль оказывается равным по воздействию тишайшему финальному эпизоду, в котором женщина, утратившая последнюю опору в своем перевернутом крошечном мире, выскальзывает из окна в небытие и ее голые исчезающие ноги отпечатываются стоп-кадром в памяти несостоявшегося любовника и зрителей.
Вторую часть своей программы голландцы показывали на Новой сцене. Она открывалась спектаклем "Выстрел в Луну" ("Shoot the Moon", 2006, Лайтфут--Леон). Его композиция повторяла структуру "Томления". Три вращающиеся стены с окнами и дверями таили внутри танцовщиков. Суть "Выстрела в Луну" экзистенциальна: герои, мужчины и женщины, выясняют отношения как между собой, так и внутри самих себя. Дверь, которую можно (нужно, предстоит, хотелось бы) открыть, подана внятной гигантской метафорой. Над сценой — два киноэкрана, на которых герои "Выстрела в Луну" (их пять человек) прислушиваются к двери, ждут, протягивают руки. Безупречная, а главное, групповая коллективная музыкальность танцовщиков (музыка Филипа Гласса), логичная для NDT экспрессионистская мимика (разверзнутые, как на "Крике" Мунка, накрашенные рты) с одной стороны, а с другой — несомненная и доступная сюжетность произведения выдают результат. "Выстрел в Луну" — образцовый экспрессионистский спектакль с неким русским, вернее, петербургским-петроградским внутренним надрывом, словно бы Есенина (в спектакле появляется фигура повешенного на фоне милых буржуазненьких обоев; кто-то вот прыгает в окно) заставили стать героем Франца Кафки. Конечно же, страсти здесь вполне интернациональны: в финале "Выстрел в Луну" кажется почти баховской фугой, вытанцовывающей одиночество.
"Одинокое эхо" ("Solo Echo", 2012; Кристал Пайт, музыка Иоганнеса Брамса) — это история сбившейся человеческой стаи и почти пушкинской инфернальной метели, которую на земле никак и ничем не объяснить (с потолка сцены падает крупный снег). Труппа из восьми танцовщиков (особенно хорош начинающий пляску "Эха" коротенький коренастый китаец Менган Лу) оборачивается то первобытной азиатской конницей, то стадом грызущихся зверей, то бьется на несколько враждующих лагерей, то исторгает из себя несчастную одиночку. Важнейшее свойство голландских спектаклей: групповой танец "Эха" музыкален и монолитен, как упавший сквозь вечный снег метеорит, а труппа работает как едино, разом порожденный организм, в котором полностью уничтожены лишние для всеобщего дела эмоции.
Последнее действо прошедших гастролей NDT — "Stop-motion" (2014, Лайтфут--Леон, музыка Макса Рихтера). Это наиболее эстрадный и менее сюжетный спектакль. Здесь есть и песок-пудра, которую вздымают танцовщики, и киноэкран с красивой девочкой (это дочь хореографов Сора), что разворачивается от спины лицом и в нужный момент пускает слезу. В "Stop-motion" отсутствует цельный сюжет, зато есть темперированная демонстрация высочайшего балетного класса артистов, их персональных и дуэтных возможностей. Стихотворный балетный класс "Stop-motion" окрашен эмоциями, которые вспыхивают то там, то здесь, как фейерверки, а черно-белый экран с таинственным лицом девочки делает происходящее патетичным — до шекспировских высот. А главное, этот балет, равно как и предыдущие спектакли, привезенные NDT, показывает секрет успеха труппы. Здесь танцовщики отказались от самовлюбленного шарма и этим добились главного — стопроцентной музыкальной, танцевальной и артистической честности.