На переговорах по иранскому атому есть прогресс в вопросе отмены санкций, сообщают информагентства со ссылкой на источники, близкие к переговорам. Эксперт отделения стран Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН Владимир Сажин ответил на вопросы ведущего "Коммерсантъ FM" Марата Кашина.
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
30 июня в Вене проходит финальный раунд переговоров между "шестеркой" международных посредников при участии ЕС и иранских представителей. Согласно достигнутым ранее договоренностям, итоговый документ должен быть подготовлен до 30 июня. Однако некоторые участники переговоров не исключают небольших корректировок сроков.
— Как вы считаете, к какому компромиссу могут прийти стороны, и реально ли то, что все будет согласовано?
— Вообще, после лозаннских соглашений, которые были объявлены в начале апреля этого года, оставалось две главные проблемы: процесс снятия с Ирана санкций и масштаб и глубина контроля иранских ядерных объектов со стороны МАГАТЭ.
— Давайте поподробнее про каждый пункт, что касается снятия санкций. Там речь идет о том, через Совбез ООН это делать или нет, правильно, или это автоматически возвращается?
— Во-первых, против Ирана действует целая группа санкций — это международные санкции, которые введены в результате действия резолюции Совета безопасности ООН, таких резолюций было четыре с 2006-го по 2010 год. Кроме того, против Ирана действуют односторонние санкции многих государств, прежде всего, Соединенных Штатов и Евросоюза, именно они нанесли наибольший ущерб иранской экономике Поэтому процесс снятия санкций — это очень длительный бюрократический процесс, нужно собирать Совет безопасности, если мы говорим о международных санкциях, нужно было принимать решения, это не делается сразу и быстро.
То же самое можно сказать об односторонних санкциях, поскольку некоторые из них вводились решением глав государств, другие — парламентами этих стран. Бюрократически очень сложная процедура, поэтому здесь иранцы требовали моментального снятия санкций после подписания вот этого окончательного договора или соглашения между группой "5+1" и "шестеркой" и Ираном. Однако я повторяю, это технически просто невозможно.
Здесь предложили Ирану такой вариант: принимается общим согласием этот документ, затем Иран начинает выполнять те требования, которые исходят из этого документа, под жестким контролем МАГАТЭ. И МАГАТЭ потом принимает решение, выполняет требования этого документа Иран или нет. Если выполняет, тогда стороны подписывают согласованный документ, и таким образом он с этого момента начинает действовать официально. Такая программа предложена Ирану в отношении снятия санкций.
— Второй пункт, о котором вы упомянули, — насколько тщательно будут проверяться иранские объекты и как будет производиться доступ на них?
— Да, это второй вопрос, который с апреля, как я считаю, был наиболее сложный и спорный. В соответствии с требованиями "шестерки" Иран должен предоставить под контроль МАГАТЭ не только свои ядерные объекты задекларированные, те, о которых известно МАГАТЭ, но и объекты, возможно, и не ядерные, незадекларированные, которые вызывают определенные подозрения у МАГАТЭ. Здесь тоже возникал спор. Иран никак не соглашался на такой вид контроля со стороны МАГАТЭ, но, по всей видимости, здесь тоже есть определенные подвижки, потому что некоторые участники переговоров, неназванные, правда, говорят о том, что стороны выработали режим контроля за этими объектами.
Если говорить коротко, то есть дополнительный протокол к соглашению о гарантиях с МАГАТЭ. Этот протокол, в отличие от самого соглашения, дает возможность МАГАТЭ проводить внезапные проверки и контроль любого объекта, который считает нужным МАГАТЭ. Но Иран подписал этот дополнительный протокол в декабре 2003 года и до 2006 года без того, чтобы парламент ратифицировал, Меджлис ратифицировал этот договор, иранцы выполняли добровольно его, но с 2006 года они перестали его выполнять. Сейчас вопрос идет, что, во-первых, было бы идеально, если бы Меджлис ратифицировал этот договор, и чтобы этот договор каким-то образом отражался в тех документах, о которых мы говорим, о заключительном соглашении — вот, пожалуй, два вопроса. Мне кажется, что уже есть какие-то подвижки в этих самых главных вопросах. Другой тоже очень важный вопрос — качество документа. То, что сегодня он может быть не будет подписан — это не катастрофа, не надо идти к какому-то дедлайну, самое главное — это качество документа.