Генеральный директор ОЭЗ "Алабуга" Тимур Шагивалеев — о том, как в кризис приходят инвестиции и корректируются стратегии, чем плохо проектное финансирование и хорошо упрямство ледокола.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
В "Алабуге" готовится третья очередь инфраструктурного строительства. И без того самая большая в России ОЭЗ должна увеличиться вдвое. Своевременны ли эти планы в непростой экономической ситуации?
— Мне кажется, одна из бед России как раз в том, что мы берем идею, начинаем ее пиарить. Поиграли — и забыли. Я десятки таких инициатив могу вспомнить. Мы в особой экономической зоне "Алабуга" стараемся быть последовательны. За девять лет, что мы работаем, это не первое затруднение. В 2008 году тоже был кризис. Надо было останавливать всю затею, но вместо этого мы сказали: лучше удвоим усилия. Причина бросить всегда найдется. Но мы будем двигаться упрямо, как ледокол.
Но кто будет работать на тех 2 тыс. га, которые прирастут к ОЭЗ?
— Во-первых, несмотря на кризис и санкции, ни один резидент — как среди российских компаний, так и среди международных — из "Алабуги" за все это время не ушел. И места на старых площадях осталось совсем немного. Есть крупные инвестпроекты, которые больше не влезают в существующую зону. Мы их уже сейчас приземляем на новой территории. Предприятия, которые мы сегодня открываем, были начаты как проекты два-три года назад. У нас действительно до сих пор очень серьезная позитивная инерция.
В то же время западные инвестиции, в том числе вопреки желаниям западных компаний, по политическим причинам сейчас приостановлены. Это повод не остановить работу, а скорректировать стратегию. Сейчас, когда игроки класса А отказались (может быть, вынужденно) от строительства у нас заводов, открывается прекрасный шанс как для российских, так и для зарубежных компаний из других частей света захватить рыночную нишу и, возможно, вырваться в лидеры.
Это вопрос своевременной перенастройки, мы ее начали заранее. Безусловно, она займет некоторое время — может быть, те же самые два-три года. И мы готовы к тому, что в краткосрочной перспективе будет некоторое замедление темпов развития. Но в долгосрочной перспективе мы остаемся оптимистами. У страны по-прежнему есть валютная выручка, есть спрос на товары. Раньше это был импорт, постепенно все больше производств локализуется. Главное, чтобы мы сами себе не мешали.
О каких помехах вы говорите?
— Кто еще не критиковал учетную ставку Центробанка... Российский бизнес, который как раз мог бы вырваться вперед, из-за нее не имеет доступа к кредитным деньгам. Косвенные издержки, которые мы несем по бюрократическим процедурам,— о них тоже нужно всерьез говорить. В России есть много мест, где можно развивать инфраструктуру, но из-за этих барьеров ее развитие пока сдерживается. Страна может потерять уникальный шанс, связанный с девальвацией рубля. За кризис платит население, мы снижаем его уровень жизни, но для промышленности падение национальной валюты — это хорошо. Но рывок происходит вопреки отдельным ведомствам, которые по идее должны его обеспечивать.
Взять одну из последних тем, которую с большой помпой преподносили телеканалы,— так называемое проектное финансирование. В Татарстане одна компания получила проектное финансирование. Вся идея, на которую потрачено столько энергии, ушла в пшик. Я с первого дня считал искусственной всю эту конструкцию, предполагающую, что будут выбраны хорошие банки, которые, в свою очередь, выберут хорошие проекты. Она является нерыночной, медленной, неэффективной. Лучше просто снизить ставку ЦБ и отойти. Поверьте, эффект будет потрясающий. Еще не поздно изменить подход.
А в вашей собственной работе есть недочеты?
— Мы могли бы добиться намного большего, если бы производственники узнали о нас раньше. Мы знаем много проектов, которые были вынуждены проходить через страшную российскую бюрократию, тянуть железные дороги за 40 км, газ за 20 км, платить огромные внеэкономические платежи за выделение земельных участков. И многие компании, разочаровавшись, отказались от мысли реализовать свои проекты в России. А наша зона, уже существовавшая на тот момент, была для них неизвестна, потому что у нас, к сожалению, не был предусмотрен бюджет на маркетинг. О нас не писали газеты, у нас не было рекламы, и многие производства, с огромным трудом построив свой завод где-то еще, задним числом узнавали: "Что, можно было сделать так просто? Как удивительно!" Поэтому я жалею, что мы недостаточно жестко отстаивали перед нашими акционерами мысль о необходимости доводить информацию до потенциальных инвесторов. Если бы мы сразу, году в 2007-м или 2008-м, создали тот маркетинговый напор, который создаем последние пару лет, то сейчас мы, может быть, обсуждали бы с вами достижения четвертой очереди экономической зоны.
Давайте пока обсудим потенциал третьей. Откуда придут инвесторы, которые заменят западный бизнес?
— Например, из Турции. Турецкие компании и сейчас у нас очень хорошо представлены — это "Кастамону", "Шишеджам", "Джошкуноз", "Хаят Кимья", "Дизайн групп". По этому географическому направлению мы являемся лидерами, и за это нужно сказать спасибо в том числе руководству республики, которое много лет помогало нам в этом сотрудничестве. Рустам Минниханов — глава нашего наблюдательного совета, он лично курирует ряд совместных турецких проектов. В Турции о нас прекрасно знают, и успешные истории инвестиций будут продолжаться.
Более сложным и потому важнейшим для нас сейчас полем, если можно так выразиться, инвестиционного боя является Азия, в частности Китай. Эту работу мы тоже начали не вчера. У нас амбициозные стратегии по привлечению китайских компаний. Первые результаты уже появляются, есть несколько первых китайских резидентов: это производитель оцинкованной стали "АВС Сталь", это совместные проекты с китайцами, такие как завод солнечных батарей "Солар Системс". Конечно, мы должны запастись терпением, потому что Китай — многотысячелетняя держава, любые изменения она принимает достаточно осторожно, несколько лет для нее — не тот срок, который играет роль. Китайским инвесторам надо дать время на то, чтобы они поняли, как работать в России. Нам нужно, чтобы первые китайские предприятия были успешно запущены, потом сработает сарафанное радио, и это откроет нам серьезную нишу для работы с китайским бизнесом. В перспективном плане развития на 2023 год у нас значатся 120 резидентов, и они будут здесь работать к обозначенному сроку.
В конце года у вас первый юбилей — десять лет особой экономической зоне. Что будете вспоминать?
— Наверное, все в таких случаях вспоминают начало. Законодательство по особым экономическим зонам еще было очень сырым, никто не знал, что это за зверь такой — ОЭЗ. Федеральный закон был, а подзаконных актов еще почти не было. В том числе в таможенной сфере. Перед нами вставали неординарные вопросы. Если это свободная таможенная зона, то вода, которая сюда завозится,— интересно, это экспорт? По какой ставке ее тарифицировать? А канализация, которая выходит с зоны,— это импорт? Как ее мерить, какая импортная пошлина? Все, конечно, понимали нелепость этой ситуации. Но, с другой стороны, закон! Наши партнеры-таможенники — люди в погонах, они должны читать закон как есть, без творчества и креатива. В общем, нестандартные проблемы приходилось решать.
А если серьезно, многие локальные успехи можно вспомнить с удовольствием. Тот же завод листового стекла "Тракья", запущенный в этом году. В свое время первый президент Татарстана Минтимер Шаймиев обещал, что, если кто-то построит в Татарстане стекольный завод, получит Героя Соцтруда.
Ждете? Дырочку провертели на лацкане?
— (Смеется.) Да нет, нам орденов не нужно. Но все равно это эпохальное событие. Приятно, что многие из наших заводов даже по советским меркам являются гигантами. Без Госплана и без прямых госвложений мы сделали то, что не удавалось сделать стране в течение целой эпохи. А еще я до сих пор помню тот день, когда мы смогли доложить президенту Татарстана, что в ОЭЗ вложен первый миллиард. Пожалуй, это был момент, когда мы поняли, что сделали проект, все получилось. Первый миллиард — мы очень им гордились, он всегда самый тяжелый. Потом уже зачетка начинает работать на студента. Производственники видят, что все работает,— значит, можно приходить. И приходят. Сейчас у нас соотношение государственных и частных денег уже почти один к четырем. И мы уверены, что будет один к пяти, хотя, если опираться на мировой опыт подобных проектов, рубль на рубль — это уже хорошо. А главное — налоговые отчисления. Наши предприятия уплатили почти 11 млрд налогов во все уровни бюджета. К 2018 году мы полностью окупим все госвложения при помощи прямых налогов. Минэкономразвития и Татарстан будут еще инвестировать в третью очередь "Алабуги", но даже с учетом этих новых денег налоговый поток с 2018 года будет опережать инвестиции в инфраструктуру.
Когда строятся наши заводы — работают строители, производители стройматериалов, энергетики, транспортники, рестораны. И если налоги, уплаченные зарегистрированными у нас производствами, в основном льготируются, то по смежным отраслям никаких льгот нет. То есть в реальности названные суммы смело можно умножать на два. Мы получаем кумулятивный эффект по налогам. Так что это очень успешный для страны проект.
Если бы мы пошли по китайскому пути, если бы государство оставило нам часть прямых налогов, которые платят наши резиденты, мы могли бы достичь настоящих прорывов. Не нужно, чтобы это были 100%: Китай, например, оставляет своим ОЭЗ 30%. Пусть большая часть идет государству на рост, на оборону, на социалку, а меньшую часть мы могли бы реинвестировать в инфраструктуру. На эти деньги мы бы сделали локальное экономическое чудо в России, я вам гарантирую.
Реально ли этого добиться?
— Мы над этим работаем. Кто, если не мы, сможет убедить органы-регуляторы, объяснить, какие преимущества это создаст для страны? Мы общались и с руководством Федеральной налоговой службы, и с Министерством экономического развития, и с Министерством финансов. На правительственном уровне разрабатываются программы, по которым налоги будут возвращаться в качестве субсидий в субъекты, а субъекты будут вкладывать их в такие площадки, как наша. Посмотрим.
