Как уже сообщал Ъ, в минувшую пятницу Свердловский областной суд оправдал председателя местного отделения Союза ветеранов Афганистана Евгения Петрова, который обвинялся в организации убийства уралмашевского "авторитета" Дмитрия Вашкулата. По окончании процесса "афганский" лидер дал интервью ВИКТОРУ Ъ-СМИРНОВУ. С трудом сдерживая душивший его кашель, ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВ заявил, что компромат на него правоохранительные органы начали собирать еще до того, как он стал руководителем ветеранской организации.
— С июля по ноябрь я сидел в одиночке ШИЗО Нижнетагильской колонии, там и заработал бронхит. В следственных изоляторах мест не хватает, одиночных камер нет, вот и размещают людей в камерах штрафного изолятора. Потом меня перевели в Екатеринбург, во вторую колонию. Здесь было "просторнее и приятнее". Не было, например, "шубы" на стенах — глубокого шершавого известкового покрытия. Психологи утверждают, что в таком интерьере психические изменения появляются уже через неделю. Какие-то звери мерещатся, наступает подавленность.
— И как вы смогли выдержать?
— Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, учил стихи Высоцкого. Рассказы для себя писал. Задавал философскую тему и писал небольшие эссе. Кроме того, по часу в день прыгал, чтобы стимулировать работу сердечной мышцы, упражнения делал.
— Почему вы после освобождения не уехали отдыхать?
— Сейчас не время для отдыха. С 1995 года, когда я возглавил организацию, была проведена большая работа, чтобы освободиться от того негатива, который был накоплен от предыдущих руководителей. Я вышел на свободу и почувствовал какой-то раздрай в организации, непонятные шатания. Многие пытаются со мной встретиться и поговорить. Наверное, грубо звучит: "ребята соскучились по руководителю". Но это так.
— В каком состоянии вы нашли свою организацию?
— Я ожидал, что будет хуже. Говоря о раздрае, я имел в виду не противоречия внутри организации, а состояние неопределенности. Люди устали от этого, и сейчас я должен поддержать их.
— Вам не удавалось руководить из тюрьмы?
— У меня такой возможности не было из-за строгой изоляции. Ко мне в камеру раз в неделю мог заходить только начальник колонии и при необходимости дежурный. Отдавать устные распоряжения через адвокатов я считал бессмысленным — у них другие задачи.
— Ну и как ветераны жили без вас?
— Ветеранской организация была изначально. Когда я стал председателем, мы добились того, чтобы членами движения становились не только "афганцы" и участники других локальных войн, но и не ветераны вообще. Сегодня наша структура — союз единомышленников, самостоятельных в финансовом плане и в общественно-политических мировоззрениях.
У меня жесткой системы управления, как в армии, нет. Такая была у Лебедева (предшественник Петрова, убитый в 1998 году.--Ъ). То есть непререкаемый авторитет и полное подавление инициативы. У меня — наоборот.
При Лебедеве "афганцы" имели значительные льготы. Квоты на цветные металлы, сигареты, спиртное. Миллионы долларов. Году в 1993-м льготы отменили. Лебедева посадили в тюрьму. Его место занял Касинцев, уже сформировавшийся бизнесмен, состоятельный человек. У него была крепкая материальная база, но ему не хватало политического имиджа. Союз он использовал, чтобы поднять свой общественный статус. Он разделил общественную и коммерческую деятельность организации. Союз ветеранов сам уже ничего не зарабатывал и фактически существовал на его личные деньги. Когда Касинцева не стало, организация была поставлена на картотеку за неуплату налогов. Такая система также была порочной.
Мы же нашли некий средний вариант: что-то взяли от Лебедева, что-то от Касинцева, частично от себя. Сейчас союз получает деньги по договорам с "Таганского ряда" (крупнейший в Екатеринбурге рынок.— Ъ), с других предприятий, где он учредитель. Частично живет на спонсорские деньги. При привлечении спонсоров главное понять, что любое благотворительное предприятие — это не способ зарабатывать деньги. Можно один раз собрать средства и отполовинить. Но в другой раз денег никто не даст.
— Вернемся к вашему уголовному процессу. Это дело было направлено против вас лично или "афганской" организации?
— Повод для преследования искали давно. В ходе следствия выяснилось, что мои разговоры прослушивались в то время, когда я был еще охранником у одного из бизнесменов. На всякий случай.
Следственным органам очень легко из трех квартирных воров создать банду и повесить на них не десять краж, а сто десять. Легко убийство на почве ревности переквалифицировать в заказное. Так рождается преступная группа "афганцев", хотя из подсудимых "афганцем" я был один. А раз организация "афганцев", значит, ее члены умеют обращаться с оружием, умеют убивать. И возникает соблазн сделать из людей устойчивую преступную группу, получить очередные звездочки на погоны, премии, оправдать существование отделов по борьбе с бандитизмом.
— Во время следствия и суда за вас поручались политики, бизнесмены, спортсмены и даже сотрудники правоохранительных органов...
— Это показатель того, что в последние годы мой труд и людей вокруг меня не пропал даром. Пока я был в колонии, мне приходили ободряющие письма даже от школьников. "Евгений Михайлович,— писали они,— вы прошли войну, там было тяжело, мы верим, что вы не совершали преступления". Это, не скрою, было очень приятно.
— Ваш помощник Олег Рудой на суде заявил, что с вашей стороны было глупо "садиться в кресло, из которого вынули два трупа" — Касинцева и Лебедева. Почему вы все-таки согласились занять это место?
— Труп, к слову, на тот момент был один. Лебедев был еще жив, он находился под следствием и всячески стремился вернуть себе пост председателя. В уставе организации не сказано, что человек, находящийся под стражей, не может стать ее руководителем. Тогда в союзе была очень сильная группа сподвижников Лебедева, которым импонировал его авторитарный стиль руководства, методы деятельности: захват жилого дома на Таганской улице, блокирование железнодорожных путей и проч. Эти люди и выдвигали его кандидатуру. Лебедев был носителем паразитической и очень сладкой теории — "афганец" всегда прав. Популярность Лебедева поддерживалась тем, что он был единственным, кто сказал: "Ребята, вы 'афганцы', вам все можно, а отвечать за это буду я". Став руководителем организации, я сказал: "Ребята, 'афганец' не может быть всегда прав". Из-за этого мы в конце концов и разошлись с Лебедевым.
— И как вам удалось разрешить с ним спор?
— Вставать на такой путь, где все зависит от того, кто кого быстрее застрелит, для меня было неприемлемо. Это с одной стороны. С другой — это не решало проблемы. Один другого застрелил, и потом его посадили в тюрьму. Мы понимали это оба. Было подведено очень серьезное юридическое обоснование. Все заседания конференции снимались на видеокассету, составлялись подробные протоколы. Я нанял независимую юридическую фирму, которая оформила документы. После освобождения Лебедев написал на меня 56 заявлений в суд, в налоговые органы, в ОБЭП. Меня проверили со всех сторон. Состава преступления не нашли.
— Но Лебедева все-таки убили!
— Лебедева застрелили через два года после освобождения. И между нами к тому времени все проблемы были решены. Во всех исках ему отказали. Он пытался сунуться на "Таганский ряд", но его оттуда попросили. Рынок был создан в 1995 году, а Лебедева арестовали в 1993-м. Землеотводы получали мы с Касинцевым. Но Касинцев ничего не успел сделать, он погиб. А все остальное уже делалось при мне. Лебедев просто не смог найти себя после шести лет нахождения в местах лишения свободы. Он продолжал участвовать в захватах, скажем, того же Кировского рынка, были еще какие-то акции... И я думаю, что это проблема не только Лебедева. В местах лишения свободы время останавливается. Сколько бы лет ни прошло, человек, выходя на свободу, воспринимает все так, будто ничего не изменилось. Лебедев судился не только со мной, а со всеми подряд.
— Но и для вас год под стражей не прошел даром?
— Я отвечу словами, которым, наверное, никто не поверит. На самом деле во многом этот год мне был необходим. Чтобы остановиться и осмотреться.
— Именно в тюрьме?
— Да, так получилось. Иначе я бы этого не сделал. Повседневная суета захлестывает... За этот год я проанализировал все ситуации, которые были в моей жизни. Просчитал, что было не так. Научился понимать людей. С тем же Кокшаровым и Колясниковым я уже дружить никогда не буду. Но я этих людей понимаю и не осуждаю. Им очень хотелось домой, к женам и детям, они не смогли бы выжить на нарах. Поэтому и предпочли меня оговорить. Мне было проще — у меня никого нет. Есть мама, но родителей воспринимают не так, как жен и детей. Мне опера говорили: "Ты сломаешься через месяц, ты привык к хорошей жизни". Я им говорил, что это бред. Меня этим не сломить.
— Адвокаты считают ваш оправдательный приговор доказательством того, что судебная система может работать. Вы с ними согласны?
— Многие СМИ пытаются преподнести меня как жертву судебной системы. Я считаю, что жертва не я, а следователь Мильман. У него сейчас неприятности. Его, простите, просто использовали. На судье Шадрине была самая большая ответственность. Он, будучи представителем той же системы, что и прокуратура, фактически признал, что я сидел зря.
— Вы однажды сказали, что вас посадили, чтобы не допустить к выборам в Госдуму...
— Я до сих пор считаю, что это так. Это было в интересах неких идеологов действующей власти. Часть чиновников была в "Отечестве", часть — в НДР. Я же входил в штаб "Единства", был в той части, которую на тот момент никто не рассматривал. И выборы "Единства" мы финансировали на свой страх и риск.