В Москве, в Американском центре Библиотеки иностранных языков, прошла презентация русского перевода книги Джеймса Биллингтона "Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры".
Джеймс Биллингтон (James H. Billington) — директор Библиотеки конгресса США прославился и как исследователь русской культуры. Объемный труд американского исследователя вышел в московском издательстве "Рудомино" спустя 35 лет после первого издания. В советские годы у нас переводились лишь фрагменты из книги Биллингтона — тогда его работу называли "топорной". Теперь она стала чем-то вроде "иконы" для зарубежных специалистов по истории России. "За 35 лет, прошедших после первого издания этой книги, Россия сменила политический строй, но собственного лица так и не обрела" — так Джеймс Биллингтон подчеркивает актуальность собственного труда в предисловии к русскому изданию.
Выступавший на презентации посол США в России Джеймс Коллинз (James Collins), бывший когда-то студентом Биллингтона, напомнил, что монография "Икона и топор" входила в список обязательной литературы для студентов-историков. Однако не все учащиеся могли освоить более чем восьмисотстраничное исследование. Впрочем, если бы и американцы как следует читали Биллингтона, не было бы ни холодной войны, ни железного занавеса. Русские предстают на страницах его книги мятущейся и очень творческой нацией.
Несмотря на двойственное название, Биллингтон находит в истории России большое количество "икон" и совсем немного "топора". "Химия Менделеева, математика Лобачевского, поэзия Пушкина, романы Толстого, живопись Кандинского и музыка Стравинского" — свое искреннее восхищение всеми этими российскими достижениями исследователь подкрепляет завидным знанием материала. Иногда Биллингтон даже копает слишком глубоко: "Стихотворения Пушкина и пируэты Истоминой придавали россиянам новую уверенность в себе". Конечно, не обойдя стороной и "Братьев Карамазовых", и "Доктора Живаго", он сосредотачивается и на эпизодических страницах российской культуры. Например, вспоминает сон Елены из тургеневского романа "Накануне": "Катя, куда это мы с тобой едем?" Но Катя, подобно гоголевской тройке и пушкинскому Медному всаднику, не дает ответа. Икона — ключевой символ для исследователя. Даже говоря о путче, он в первую очередь упоминает "трясущиеся руки и темные круги вокруг глаз" Геннадия Янаева: "Руки и лицо — это части иконы, которые никогда не закрываются окладом".
Американский ученый задействовал внушительное количество исторических источников, но нарочно не обращался к "популярной западной литературе о России, которая при ее обилии вторична и содержит апокрифические сведения". Свою работу явный русофил Биллингтон противопоставляет тенденциозным работам, стремящимся видеть Россию только в черном свете. Он отдает должное таким немаловажным составляющим загадочной русской души, как климат, православие и западная традиция. Но в большей степени исследователь увлечен духовной культурой России, чем ее не всегда приглядной историей. Так, посвятив несколько абзацев сталинским зверствам, он подробнее останавливается на советском кинематографе и архитектуре.
Но главным источником для Биллингтона была русская литература. На вопрос корреспондента Ъ о том, насколько современная словесность может служить для историка источником обобщений, Биллингтон ответил развернуто, но не очень уверенно. Выяснилось, что возможности для дальнейшего развития нашей культуры он видит скорее не в литературе, а в критической энергии "нового русского журнализма", а также в телевизионной сатире.
Что особенно должно завоевать симпатию российского читателя, так это то, что, проехавшись галопом по шестисотлетней российской истории, Биллингтон приходит к закономерному для нас выводу. Умом Россию все-таки не понять, поэтому последняя глава его труда посвящена "иронии русской истории".
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА