"Non ho voluto vedere Milosevic alla sbarra"
"Я не хотел видеть Милошевича за решеткой"Intervista al presidente jugoslavo Kostunica. "Il Tribunale Onu fa una giustizia parziale"
Интервью югославского президента Коштуницы. "Трибунал ООН судит недостаточно справедливо"
Belgrado, dal nostro inviato ANDREA NICASTRO
От нашего корреспондента в Белграде АНДРЕА Ъ-НИКАСТРО
— Господин президент, о чем вы думали, когда смотрели, как вашего предшественника допрашивают судьи в Гааге?
— Я не включал телевизор.
— Как?
— Это было слишком мучительно для меня.
— Почему же?
— Гаагский трибунал слишком мало походит на настоящий суд. Никакой беспристрастности. Наоборот, возникает впечатление, что там вершится избирательное правосудие. К одинаковым или похожим делам наблюдается совершенно разный подход. Кроме того, спорным является и сам международный характер трибунала. На практике он представляет специфические силы и интересы. Это скорее американский, чем международный трибунал.
— Вам не кажется, что теперь, когда Милошевич за решеткой, трибунал мог бы привлечь к ответственности и других виновников десятилетнего кровопролития на Балканах?
— Думаю, нет. Слишком долгое время трибунал двигался только в одном направлении, теперь изменить что-нибудь ему будет трудно. Серьезные препятствия заложены в нем самом — например, стремление самому уйти от ответственности. Председатель Гаагского трибунала утверждает, что возглавляемому им юридическому институту свойственна беспристрастность и что прокурор Карла дель Понте "пристрастна в лучшем смысле этого слова". Я вообще не понимаю, что значит эта "благая пристрастность". Я наблюдаю за кампанией, которую госпожа дель Понте устроила в газетах и на телевидении по всему миру, и понимаю все меньше и меньше. Поступая так, госпожа дель Понте, похоже, забывает, каким должен быть настоящий прокурор.
— Процесс над Милошевичем может все-таки иметь один позитивный эффект: он поможет Югославии окончательно распроститься с недавним прошлым...
— Я знаю эту теорию. Часто приходится слышать вопли о том, что страна должна испытать моральный катарсис и освободиться от груза военных лет. Но любое примирение с прошлым будет возможно, только если оно начнется с виновников бомбардировок Югославии самолетами НАТО. Единственный уже свершившийся катарсис, по моему мнению,— это та аморальность, которую нам преподносят в своих заявлениях бывший верховный главнокомандующий НАТО Уэсли Кларк, бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт и специальный представитель США Ричард Холбрук. Все трое несут ответственность как с юридической, так и с моральной точки зрения. Так что же, только нам необходим катарсис? Без участия всех сторон общая оценка степени виновности сербов превратится в фарс.
— Значит, вы, как и Милошевич, считаете, что надо судить и НАТО?
— Когда в начале этого года госпожа дель Понте приехала в Белград, она крайне сбивчиво пыталась нам внушить, что НАТО не несет ответственности ни за какие преступления. Однако доказательства этих преступлений можно найти в любой западной газете начиная с первого дня бомбардировок — 24 марта — и до последнего.
— Господин президент, значит, по-вашему, Милошевич не должен был предстать перед Гаагским трибуналом?
— Лучше было бы судить его здесь. Взять хотя бы обвинительное заключение Гаагского трибунала, на которое он должен отвечать. Оно же стереотипное, схематическое, пустое! Поясню, вернувшись немного назад. Югославия оказалась перед гамлетовским выбором: быть или не быть. Без возвращения в общемировой контекст у нас не было шансов выжить. Я лично, как и вся наша демократическая коалиция, избрал путь возвращения. Но когда мы это решали, мы прекрасно понимали, что бесплатно нам этого не сделать. Одним из наиболее тяжелых условий было сотрудничество с Гаагой. Были и другие, но менее мучительные, чем это. И мы могли бы принять законы, в которых учитывалась бы вся необъективность трибунала. Мы могли бы максимально защитить права и достоинство государства в целом и отдельных лиц. В этом случае сотрудничество означало бы расследование также и преступлений, совершенных в отношении сербов в Косово, Боснии и Краине.
— А вы были поставлены в известность об экстрадиции сербским премьер-министром Зораном Джинджичем?
— Долгие месяцы мы пытались поставить сотрудничество с Гаагой на платформу законности. Был разработан специальный закон, который, впрочем, был отвергнут парламентом. Тогда было издано нечто вроде указа. Но конституционный суд не принял и его. Тогда сербское правительство решило окончательно сойти с пути законности и посадить Милошевича на вертолет. Это юридический омут. Беззаконие, возведенное в куб. Честно говоря, я и не предполагал, что кто-то может так наплевать на законность.
— Джинджич говорит, что вы двое являетесь соответственно акселератором и тормозом для новой Сербии и что вы оба необходимы ей.
— Я бы не хотел прибегать к механическим метафорам. Политика и различия между нами — это гораздо более сложные явления.
— Правда ли, что армия могла бы воспрепятствовать экстрадиции и что вы покровительствуете начальнику генерального штаба Небойше Павковичу, бывшему руководителю операций в Косово во время бомбардировок?
— История с возможным вмешательством военных — это полная ложь. Со дня революции 5 октября армия держалась в стороне и не участвовала в политике. Мне известно, что предпринимаются попытки спровоцировать конфликт между армией и другими структурами государства. Я знаю также, что среди военных есть и люди мало приятные, но я уверен, что нельзя забивать целого быка ради одной отбивной. Только тот, кто не видит дальше собственного носа, может хотеть дестабилизировать силу, гарантирующую стабильность.
— В правительстве Джинджича есть люди, применяющие для урегулирования в Косово боснийскую модель: административные образования, поделенные по этническому принципу и находящиеся под международным контролем. Что вы думаете об этом?
— Трудно говорить о боснийской модели: ведь она так плохо работает. С другой стороны, в Боснии, во всяком случае, есть хоть какой-то этнический баланс. В Косово же, наоборот, благодаря этническим чисткам, проводимым албанцами при международной поддержке, создалось абсолютное доминирование одного этноса. 250 тыс. сербов и других неалбанцев были вынуждены покинуть край. А статистика была искажена тем, что приехавшие туда граждане Албании путем махинаций сумели получить косовские документы. Прежде чем рассуждать о боснийской модели, надо навести во всем этом порядок.
— Какие у вас отношения с Италией?
— Мои личные отношения с президентом Адзельо Чампи и недавним премьер-министром Джулиано Амато были на завидной высоте. Италия, как ни одно другое государство, оказывало нам помощь, не ставя — что очень важно — никаких условий. Пока мне не довелось встретиться с премьер-министром Сильвио Берлускони, но мне абсолютно ясно, что наши народы связаны настоящей дружбой и близким мировоззрением.
— А подозрения во взятках, сопровождавших покупку итальянцами телекомпании Telekom Serbia?
— Наследие прошлого тяжко. Я убежден, что сербское правительство проявило непонимание и даже неспособность действовать адекватно.
— Экстрадиция Милошевича вскрыла кризис в правительстве югославской федерации. Этот кризис грозит поставить крест на союзе Сербии и Черногории.
— Ультиматумы и звон монет нанесли Югославии тяжелый удар. Так же было в эпоху Тито, когда международный шантаж и давление оказались большим злом, чем деструктивная деятельность властей Белграда, Загреба, Сараево и Любляны.
Перевел ФЕДОР Ъ-КОТРЕЛЕВ