Через два дня после громкой премьеры на Московском фестивале фильма "Пианистка" (La pianiste) в Россию приехала Изабель Юппер (Isabelle Huppert), награжденная за эту роль в Канне. Актриса номер один современного кино, она известна во Франции также переводами греческих трагедий и интервью с философом Жаном Бодрийяром (Jean Baudrillard). ИЗАБЕЛЬ ЮППЕР появилась в Москве в связи с визитом Жака Ширака, а не по кинематографическим делам. Тем не менее она согласилась ответить на вопросы обозревателя Ъ АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА.
— Считаете ли вы "Пианистку" феминистской картиной?
— Фильм поставлен по роману австрийской писательницы Эльфриды Элинек. Она больше чем феминистка, ее произведения — об эксплуатации механизма власти, который распространяется и на отношения между мужчинами и женщинами. Когда экранизировать эту вещь решил Михаэль Ханеке, режиссер экстремальный и радикальный, получился взрывной коктейль.— Третьей компонентой коктейля оказались вы — актриса тоже достаточно радикальная. В вашем послужном списке — роли убийц и других преступниц. Но даже на этом фоне "Пианистка" смотрится как очень экстремальный фильм. Чем стала для вас роль Эрики?
— Когда я прочла сценарий, поразилась тому, что он проникает в самые интимные сферы, говорит о том, о чем обычно умалчивается. Это сатира и мелодрама одновременно, в фильме есть сарказм и жестокость.
— На московской премьере некоторые зрители смеялись...
— Смеются некоторые и во Франции. Почему нет? В фильме много иронии, это трагедия, но без пафоса и с оттенком фарса.
— Некоторые считают картину студией мазохизма...
— Не думаю. Мазохизм здесь — метафора боли. Эрика — не извращенка, не монстр. Ящик с мазохистскими инструментами под постелью героини скорее символичен: это как секрет, который зарывают в землю маленькие девочки. Эрика — взрослая женщина и одновременно девочка, подавленная своей матерью: перефразированная тема бергмановской "Осенней сонаты".
— Она девственница? Что она делает, закрывшись в ванной, с помощью бритвы? Эту сцену все поняли по-разному.
— Не знаю точно, девственница ли она. Сцена может иметь много разных интерпретаций. Возможно, Эрика пускает себе кровь, чтобы убедить себя в том, что не может заниматься любовью. Может быть, ее отец был евреем и она делает нечто вроде обрезания: ведь символически она берет на себя роль мужчины, доминирующего над своим партнером.
— И все же она по-настоящему полюбила молодого мужчину, своего ученика?
— Да, она любит его, но выразить свои чувства в понятной ему форме не может.
— Вы начинали у Бертрана Блие, потом много работали с Клодом Шабролем. Кто был вашим главным учителем в кино?
— Люблю Блие, но с ним надо быть достаточно осторожным. Шаброль не был моим учителем, хотя мы сделали целых шесть фильмов вместе. Он создает хорошее пространство вокруг себя. Его невозможно заставить быть другим, чем он есть. Сначала кажется, что вы связаны по рукам и ногам, но потом выясняется, что внутри этого пространства много свободы.
— Что для вас как актрисы важнее — инстинкт или техника?
— Технику знаешь с годами все лучше, и играть все легче, опыт сам работает на тебя. Когда играешь, думаешь не почему, а как.
— В традиции русской школы знать — почему...
— Возможно, в этом разница.
— Однажды вы играли у русского режиссера...
— У Игоря Минаева в "Наводнении". Мне понравился рассказ Замятина и первые картины Минаева. У нас с ним есть еще один проект — о женщине, которая была подругой Чайковского.
— Вы снимались также в других восточно-европейских странах.
— В "Бесах" у Вайды, в "Наследстве" у венгерки Марты Месарош и у югослава Александра Петровича. Последний фильм так и не вышел на экраны.
— Возможно, то была расплата за то, что Петрович прикоснулся к роману Булгакова "Мастер и Маргарита"?
— А что, этот роман так же нельзя трогать, как "Макбет" в театре? Но я видела "Мастера" на Таганке.
— А что вы видели из русского кино?
— Фильмы Сокурова.
— Вы снимались в Америке — у Майкла Чимино, у Хэла Хартли. Есть разница, когда играешь на чужом языке?
— Нет, это чисто профессиональная проблема.
— Что вы думаете о буме женской режиссуры во Франции? И об увлечении порно? Что это — новая мера реализма?
— Нет. Просто женщины иначе чувствуют, и их сексуальность иначе выражается. Раньше они были только объектами, теперь становятся субъектами. То же самое в "Пианистке". Эрика хочет изменить систему и не видит в своем партнере индивидуальности — как раньше мужчины не видели ее в женщине. Она думает, что он представляет всю систему, и в этом ее заблуждение.