Вчера в Ростове-на-Дону продолжились слушания по делу полковника Юрия Буданова, обвиняемого в убийстве чеченской девушки Эльзы Кунгаевой. Допросы офицера проходят в закрытом для прессы режиме. Но супруга полковника СВЕТЛАНА БУДАНОВА уверена, что прокуратура не до конца разобралась в его деле. "Он убивал не девушку, а снайпера",— заявила она корреспонденту Ъ СЕРГЕЮ Ъ-ИВАНОВУ.
— Что вы лично думаете о том, что совершил ваш муж?
— Просто так он задушить человека не мог. Он убивал не девушку, а снайпера. Больше половины его погибших солдат и офицеров были убиты снайпером. Когда Юра приезжал однажды в отпуск, он пришел в семью погибшего сослуживца. И отец погибшего, старый иркутский казак, сказал ему: "Юра, я не виню тебя за то, что погиб мой сын Дмитрий, это война. Но я тебя очень прошу, отомсти". И когда Юре пришла уже в Чечне информация о том, что эта чеченка — снайпер, он не думал, что ей 18 лет. Хотя там и в 13, и в 10 лет стреляют, и подрывают себя, как камикадзе. Он действительно допрашивал ее как снайпера. Я думаю, его надо было довести до такого состояния, чтобы он ее задушил. Перед его глазами в тот момент стоял враг, и у него было желание отомстить за погибших сослуживцев, тем более что она сказала ему: "Я стреляла и буду стрелять".— Почему в зале суда нет однополчан вашего мужа?
— Одна из причин — дорогая дорога. Вы знаете, как нашим военным платят сейчас зарплату. Тем более ее постоянно задерживают, а бесплатные проездные в оба конца даются только один раз в год, на время отпуска. У семейного человека такой поездки не получится. А вообще, все переживают, особенно близкие Юрины друзья и знакомые. Кто знает, куда позвонить, звонят, интересуются, как у нас дела. Постоянно поддерживают меня и семью. Мы, мои родители и Юрины, сейчас живем вместе. Так лучше и для меня, и для них. Я могу приехать сюда к мужу, привезти ему передачу, увидеться с ним в СИЗО.
— Вашу семью поддерживает командование полка?
— С командованием как таковым я не сталкивалась. А что касается полка, то мы живем и держимся только благодаря их материальной помощи. Потом ростовчане открыли счет на имя Юрия Дмитриевича. И я хочу через вас поблагодарить всех, кто давал деньги. Не волнуйтесь, деньги дошли до семьи. Также хочу поблагодарить жителей города Пермь, которые собрали для Юры деньги и нашли возможность их привезти. Я понимаю, что пермяки пережили свое горе с омоновцами, которые погибли ни за что на этой войне. И это люди, знающие, что такое потеря близкого человека, откликнулись на нашу беду. Собрали деньги, на которые мы сейчас ездим к Юре и кормим его. Да и живем на эти деньги. Возможности работать у меня сейчас нет, я вообще не имею российского гражданства. И чтобы получить его, я должна ехать в посольство Белоруссии в Москву. За мужа командование, естественно, мне ничего не платит с тех пор, как он был взят под стражу.
— Как относятся ваши дети к происшедшему?
— Кате только три года, и она вообще не понимает, что случилось. Ей говорят, что папа в командировке. Валера воспринимает, конечно, все немного по-другому. Он с детства привык к военной жизни в городках. Валера был рядом с отцом на всех полигонах, стрельбах. Служба Юры была у него перед глазами, и я уверена, что сейчас Валера твердо знает, что отец его не преступник, не убийца. Что все это происходило на войне и ничего противозаконного его отец совершить не мог.
— Насколько изменился ваш муж за время, проведенное в тюрьме?
— Очень сильно. Во-первых, у него никогда не было сердечных приступов, таких как сейчас... Вы поймите, полгода войны на передовой, после этого год и три месяца тюрьмы. Тем более он считает, что сидит ни за что. Ведь его судят по законам мирного времени, хотя он был на войне. Просто никто не хочет разобраться в том, что случилось.