Таких книг должно быть много. Книг, предъявляющих и высвечивающих в нашем общем прошлом то неудобоваримое и ужасное, что именно из-за своей ужасности так легко оказывается вытесненным и почти забытым.
И вот если бы их было много, то к этой (ее название — "Коротким будет приговор" — цитата из знаменитого заявления украинских националистов о предполагаемом суде над "еврейством": "Долгим будет обвинительный акт. Коротким будет приговор") можно было бы предъявлять претензии.
Например в том, что она написана языком во многом штампованным (с употреблением выражений "трудные вопросы", "тайна за семью печатями" и т. д.) и каким-то условно шестидесятническим — хотя автор моложе шестидесятников.
Или в том, что автор зачем-то обреченно тратит время на попытки логического объяснения антисемитизма — вроде того, что в антисоветски настроенных регионах, таких как Прибалтика и Западная Украина, евреи ассоциировались с властью и коммунистический режим считался "еврейским режимом",— с очевидностью понимая, что ничего этим не объясняет.
Или в том, что длинное предисловие политолога Дмитрия Орешкина с рассуждениями насчет слепоты классических русских антисемитов вроде Александра Блока, занявшего "банальную" позицию в отношении дела Бейлиса ("А если Чикатило наслаждался кровью зарезанных детей,— пишет Орешкин,— следует ли из этого, что все русские, или кто он там был по национальности, нация убийц?"), упрощает и уплощает всю книгу. Книгу, которая даже и не про антисемитизм как таковой вовсе, а про античеловечность вообще. Или наоборот — про человечность. В смысле, про то, что это такое: быть человеком со всеми вытекающими — ужасными в том числе. Что вообще мы есть такое — то есть чем мы можем оказаться.
Вот отрывок из свидетельских показаний киевлянина Устинова Егора Дмитриевича военно-полевому суду 8-го гвардейского танкового корпуса о том, что он делал 30 сентября 1941 года. "Вечером я нес ведро вина к себе в квартиру, которое я набрал в подвале д. 40 на ул. Верхний Вал. По пути я услышал шум в садике и свернул туда. Подойдя ближе, я увидел, что люди закапывают пойманных евреев. Увидев это, я оставил ведро с вином своему сыну Николаю, а сам сбегал за лопатой и стал помогать закапывать. Всего мы закопали 6–7 человек, некоторые из них были еще живые".
И тут думаешь: не пойди он тогда этой дорогой или лежи он с температурой — вполне возможно, он никогда бы не примкнул к этим убийцам, не стал бы одним из них и потом вместе с остальными гражданами страны-победительницы спокойно и, скорее всего, искренне возмущался бы подобными деяниями. Американо-французский писатель Джонатан Литтелл написал про это (про палачей, которые в других обстоятельствах не стали бы палачами и, соответственно, как и те, кто от них пострадал,— жертвы рока) толстенный, захватывающий и во многом избыточный роман "Благоволительницы". Документальные материалы, собранные в книжке Льва Симкина,— как это вообще свойственно документальным материалам — сшибают с ног даже больше, чем продуманные литературные описания. При том что Симкин нас щадит, подробностей не размазывает, такие вещи, как детские головы, размозженные одна об другую, или требование вылизать забрызганные кровью валенки упоминает только в составе свидетельских показаний.
Самое простое, что на этом месте может сделать автор (и что постоянно хочется сделать читателю),— полностью отделиться от этих "нелюдей", превратить свой текст в обвинение "тем, другим". Но автор "Приговора" умудряется не впасть в эту прелесть: великая фраза Михаила Гефтера "Не бывает геноцида против одного народа. Геноцид всегда направлен против всех" выглядит в его книге как нельзя более уместной.
Потому что идеологи войн, те, кто движет народными массами и пропагандистскими путями управляет нашими чувствами и настроениями, несут ответственность не только за тех, кто стал жертвами, но и за тех, кто стал палачами и убийцами.
"Человеческое — это сплав добра и зла,— цитирует Лев Симкин психолога и узника нацистского лагеря Виктора Франкла.— Рубеж, разделяющий добро и зло, проходит через все человеческое". Бывают обстоятельства, а также идеологии и политические доктрины, предполагающие и даже толкающие к тому, чтоб перешагнуть этот рубеж в сторону зла. Лев Симкин привел этому неопровержимые доказательства семидесятилетней давности. "Из прошлого можно извлечь уроки",— пишет он. Ну, эту утопическую умиленность как раз можно списать на его "шестидесятничество".
Лев Симкин. Коротким будет приговор. М.: Зебра-Е, 2015