На Московской театральной олимпиаде показаны спектакли "Электра" и "Царь Эдип" Центра исполнительских искусств из японского города Шизуока. Их поставил знаменитый режиссер и педагог Тадаши Сузуки — член театрального олимпийского комитета и худрук прошлой театральной олимпиады.
Тадаши Сузуки (Tadashi Suzuki) считает, что для театрального процесса нужна тишина. Поэтому он предпочитает работать со своими актерами не в столице, а на природе. Кажется, он мог бы добавить, что ему еще нужна и чистота. Показанный в Москве спектакль "Царь Эдип" отличала какая-то необычайная стерильность исполнения — кстати, очень подходившая свежепобеленным стенам "Школы драматического искусства". К лицу эстетскому пространству васильевскому театра оказались и приметы традиционного японского стиля: легкие напольные фонарики, решетчатые ширмы темного дерева, искусно расшитые кимоно актеров, светлые половики, уводящие от авансцены за кулисы. Статичный японский Софокл, по версии Сузуки, уместился в час сценического времени и оставил ощущение рафинированного и чуть надменного перфекционизма.
Сузуки — один из тех немногих японских режиссеров, которые занимаются упорным, планомерным скрещиванием национальной и европейской традиции. Театр в Японии либо блюдет музейный канон древних жанров, либо целиком перенимает привычки современной западной сцены. Сузуки давно ищет "третий путь" и ставит по преимуществу античную трагедию, все-таки древнегреческая трагедия и драма "Но" имеют сходные черты: и там, и там — хор, маски, да и структура пьес похожа. Кажется, раньше (Москва видела две его версии "Вакханок"и "Электру") режиссер проходил больший путь по направлению к Европе: мог усадить персонажей в инвалидные коляски, переселить их в сумасшедший дом, одеть на них темные очки и современные костюмы. Правда, японским ритму и пластике он не изменял никогда. Всегда его актеры поражали идеальной техникой голосоведения, предельной концентрацией на себе и выразительностью слаженных минималистских жестов.
Теперь режиссер сделал шаг назад. Эстетика "Царя Эдипа" гораздо ближе к традициям театра "Но", чем виденные раньше работы Сузуки. Из-за этого трагедия Софокла показалась более герметичным сценическим текстом. Минимум движения, добровольный отказ от соблазнов современной режиссерской фантазии, изысканная геометрия мизансцен, характерные горловые звуки, каждый редкий жест актеров исполнен истовой экспрессии. Эмоциональные частоты, на которых работают японские актеры, часто "зашкаливали" в тот диапазон, который московским зрителям недоступен по определению — из-за места рождения. Правильно поступили те, кто сразу решил просто полюбоваться безупречно выстроенным экзотическим зрелищем и заранее отказался от претензий на финальный катарсис.
У Сузуки есть своя теория театрального энергообмена. Театр для него — одно из последних мест в современном мире, где люди используют естественную "животную энергию" общения. Правильно распорядиться ею помогает особая методика актерского тренинга, разработанная Сузуки. Но его театр — секта. "Я не требую от учеников поклонения, я просто учу их работать",— говорит Сузуки. То же самое он мог бы сказать и о публике: японский театр дал зрителям не только приятную пищу для глаз, но и полезный урок труда.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ