 |
— Наверное, вопроса о том, каким вы видите будущее шахмат, все-таки не избежать. Тем более после того, как появилось ваше с Каспаровым и Карповым открытое письмо Кирсану Илюмжинову. По существу, вы довольно жестко предлагаете FIDE вернуться к традиционной формуле розыгрыша чемпионского титула, который на самом деле в данный момент принадлежит вам. Иными словами, вы готовы рискнуть званием и провести новый матч?
— Да. Это может быть матч или матч-турнир. Не так уж, по-моему, важно, кто будет играть: я, например, и Ананд, или я, Ананд и Каспаров, или к нам добавится Широв. Я лично готов ко встрече с любым соперником. Состав участников — это скорее детали.
— Дальше, насколько я понимаю, определяется обладатель единственного (без всяких ссылок на то, кто организовывал матч) звания чемпиона мира и происходит возвращение на 20 лет назад... Но реально ли будет добиться признания нового чемпиона как единого?
— Скажу так: для шахмат в целом, на мой взгляд, объединение титулов — вещь хорошая. С этим вряд ли кто-то будет спорить. Другое дело, с кем объединяться и на каких условиях. Я не имею в виду на чьих условиях — моих или кого-то еще. Дело в гораздо более принципиальных вопросах: формула, контроль времени... Как только они разрешатся, все станет делом техники. Даже найти спонсора не проблема. Если, допустим, три сильнейших шахматиста мира будут играть матч-турнир, он, уверяю вас, обязательно появится. К сожалению, в данный момент это вряд ли реально: слишком велики принципиальные разногласия между нами и FIDE.
— Но в боксе, скажем, несколько федераций, у каждой свой чемпион. И ничего, никто не жалуется, что часто в одной весовой категории три чемпиона мира...
— У меня вообще целая концепция по этому поводу. Но, как только я начинаю излагать свои идеи, FIDE почему-то сразу принимается упрекать меня в том, что я преследую какие-то свои личные интересы. Да я просто не в той нахожусь ситуации, когда их преследовать надо! У меня и так все нормально. И автоматически при любой системе, любом раскладе все при мне останется. Я говорю об интересах именно шахмат. Надо рассматривать их как, если так можно выразиться, коммерческий парадокс, у которого есть и сильные, и слабые стороны. Слабые — это, к примеру, то, что игра незрелищная. Еще то, что нужен высокий уровень подготовки болельщика, чтобы получать удовольствие от наблюдения за игрой. Нужно самому играть, книжки шахматные читать. В доступности мы явно уступаем большинству других видов спорта. Но я считаю, что у нас есть и козырь, бьющий все эти недостатки,— имидж интеллектуальной игры, которой занимаются умнейшие люди мира. Не будем спорить, так это или нет. Я повторю, это имидж, вековая традиция, какой в других видах спорта не существует. На этом козыре и надо играть. Надо брать сильные стороны и продавать продукт, компенсируя слабые. А FIDE, с моей точки зрения, все делает наоборот. Возьмем попытки сократить контроль времени. Если это произойдет, имидж шахмат как интеллектуальной игры пострадает. Когда шахматисты будут в цейтноте зевать фигуры, любители начнут думать: да я даже вижу, что фигура "висит", а он не видит! Стремясь сделать шахматы обычным видом спорта, FIDE убивает традицию, не задумываясь, что по зрелищности априори они никогда не смогут конкурировать с теннисом и футболом. Шахматы надо больше смещать в сторону культуры, образования...
— Образования?
— Да, образование — тоже важный момент. Это одна из главных ниш, которую должны занимать шахматы и в которой FIDE вообще не работает. Было проведено уже немало тестов, и они доказали, что дети, занимающиеся шахматами, лучше учатся в школе, лучше, попросту говоря, соображают. Нужно же это развивать, пытаться вводить шахматное образование хотя бы где-то. В Испании у меня есть друг — известный гроссмейстер Мигель Ильескас. Так он, человек пробивной, смог ввести его в Барселоне в некоторых школах. Стратегически необходимая вещь: чем больше детей занимается шахматами, тем больше родители заинтересованы в том, чтобы их дети получали такое образование, тем выше в целом популярность игры... А FIDE совсем с другой стороны подходит, выбранное федерацией направление ведет в тупик. Даже вступление в МОК — выигрыш в общем-то спорный. Ну получим поддержку, начнут выделять какие-то деньги федерациям. Но чем все закончится? Тем, что где-то в уголке на гаревой дорожке будет играться олимпийский шахматный турнир. Опять снижение имиджа, превращение шахмат во второстепенный вид спорта. Покуда они не "голый" спорт — это значительно и престижно. Иначе это, не хочу никого обидеть, как стрельба из лука или гребля на байдарках и каноэ. Хорошо, конечно, но большую часть времени никто их не замечает.
— А почему большинство гроссмейстеров все-таки участвуют в чемпионатах FIDE по нокаут-системе, против которой вы возражаете?
— У них выбора нет. Мы, шахматисты, не так уж хорошо живем, у нас не такой, так скажем, объем денег. И распределение их не отличается от других видов, то есть пропорция между тем, что получает номер один и номер десять, примерно та же, что в футболе или теннисе. Так что я коллег прекрасно понимаю. Они хоть что-то могут заработать на этих чемпионатах. Тем более что при нокаут-системе высок элемент случайности. Грубо говоря, на дурачка можно далеко пройти и обеспечить себе какой-то приличный заработок. Естественно, что глаза у всех горят... Нет, не у всех, конечно. Но тенденция совершенно очевидна: чем ниже рейтинг у шахматиста, тем больше он "за". Нокаут-система — это как если бы в теннисе вместо пятисетовых матчей игрались бы односетовые. Может случиться масса сенсаций: достаточно случайно проиграть подачу — и проиграна игра.
— А может, стоит разделить: есть классические шахматы — для сильнейших и зрелищные — для всех остальных?
— Я считаю, что у нас в шахматах и так все отлично устроено. У нас есть турниры с классическим контролем и с другим. Я вижу идеал так. Традиционные турниры — Вейк-ан-Зее, Линарес, теперь вот Астана появилась — должны остаться. Не потому, что я в них играю, а потому что они привлекают наибольшее внимание. В теннисе же никому в голову не придет ликвидировать Roland Garros или US Open. Розыгрыш первенства мира должен проходить по традиционной схеме — не только для того, чтобы устранить элемент случайности, а и для того чтобы поддержать традицию. Но при этом можно иметь большое количество турниров в "активные" шахматы.
— Кстати, о теннисе. Там звания чемпиона мира вообще нет...
— Так это опять же традиция. Я, даже когда не попадал в число претендентов на титул, не сомневался: такой матч обязательно нужен. Для любителей шахмат это всегда суперсобытие, за ним все следят. Посмотрите, сколько было заходов в Интернет во время нашего с Каспаровым матча в Лондоне и сколько — во время чемпионата FIDE в ноябре--декабре. Там их было в десятки раз меньше! Это ведь показатель. Бессмысленно переориентировать зрителя — это надо делать тогда, когда ситуация безнадежная. Ну а я ее таковой не считаю.
— Не проще ли тогда вообще обойтись без FIDE, раз там не принимают ваших требований?
— Я все-таки отдаю себе отчет в том, что федерация — мощная организация с инфраструктурой, с которой приходится считаться. Были же попытки создать альтернативу, скажем Профессиональная шахматная ассоциация Каспарова, но пока все они рано или поздно терпели крах. Но FIDE должна стать другой.
— А Brain Games, консорциум, который проводил матч Крамник--Каспаров? Разве это несерьезно?
— Ну почему? У этой организации есть много проектов, и я с удовольствием в общем-то согласился с ней сотрудничать. Но проблема в том, что у Brain Games нет собственных средств, они их ищут, привлекают. И нет, что еще важнее, той самой инфраструктуры, которой обладает FIDE. Нашли они уже довольно много средств, но, наверное, все-таки не настолько, чтобы гарантировать на долгий период постоянного спонсора, систему. Посмотрим...
— Не очень, скорее всего, приятный для вас вопрос: как оцениваете поражение от Каспарова на турнире в Астане?
— Конечно, я не удовлетворен... Хотя в принципе второе место, наверное, не такой уж и плохой результат, а если брать итоги полугодия в целом, то расстраиваться мне уж точно не из-за чего. Обычно встречи за титул, особенно завершившиеся победой, отнимают все силы. Я после Лондона говорил с Борисом Спасским, и тот искренне советовал на какое-то время постараться совсем забыть о шахматах.
А что касается поражения от Каспарова... Ну, во-первых, я проиграл потому, что когда-то это должно было случиться. Я выиграл у Каспарова в Лондоне, потом, уже в этом году, еще раз... А он, что там говорить, по-прежнему великий шахматист. Думаю, равных ему в дебютной подготовке как не было, так и нет. Я в Астане под конец турнира очень устал, чувствовал себя немного не в форме... В общем, не на своем уровне сыграл.
— То есть это вы играли плохо, а не он хорошо в той решающей партии?
— Нет, конечно, не только в этом дело. И он подготовился лучше, действительно здорово изучил вариант.
— Поражения переживаете долго?
— Это всегда огромная проблема. Любое поражение, по-моему, не только для одного меня, а для всех шахматистов болезненно. После любой проигранной партии долго коришь себя, вспоминаешь, где же была допущена ошибка. А вот победы, наоборот — может быть, не поверите,— воспринимаются с почти абсолютным безразличием.
— Да ладно! Даже такие, как в Лондоне? У вас что, не было никакой эйфории?
— Не было. К тому же в Лондоне была особая ситуация. Я видел, что должен победить: счет был в мою пользу, игра шла так, как я хотел. Поэтому, когда матч закончился, я был спокоен. Никаких особых торжеств по этому поводу не устраивали. Пошли с моей командой в ресторан, тихо отметили. А потом начались звонки, поздравления болельщиков...
— А сами вы, кстати, болельщик?
— Конечно. Футбол, теннис...
— И за какие команды болеете?
— За те, которые красиво играют. Я не имею в виду те, которые все время атакуют. Знаете, какой матч на чемпионате мира по футболу в 1998 году мне больше всего запомнился? Франция--Италия, 0:0. И запомнился потому, что обе команды фантастически оборонялись, какие там все-таки защитники! Ведь в обороне тоже заключена красота. Вот многие любители шахмат восхищаются, когда в партии кто-то из соперников жертвует ферзя, считается даже, что это высшее искусство. Но любой гроссмейстер вам скажет, что жертва ферзя — это по большому счету ерунда, гораздо интереснее выиграть сложный эндшпиль.
— Если можно, расскажите о турнирных планах?
— Сейчас, как вы знаете, буду играть с Анандом матч в "быстрые" шахматы, важный и трудный для меня, потому что он как раз в этом виде очень силен. Если в классике небольшое преимущество на моей стороне, то в "быстрых" шахматах, пожалуй, у Ананда... Затем будет супертурнир в Дортмунде — шесть сильнейших шахматистов мира, кроме Каспарова. Ну и, наконец, осенью матч в Бахрейне с компьютером.
— Он уже сегодня вызывает колоссальный интерес. Говорят, что подготовлена какая-то суперпрограмма Deep Fritz. Не испытываете мандража, вспоминая о неудачном опыте Каспарова, проигравшего ее предшественнику Deep Blue?
— Как раз наоборот, он меня в какой-то степени вдохновляет. У Каспарова, кстати, с компьютером почему-то всегда не очень получалось. А я, помню, в своем матче, который состоялся не так давно, у похожей программы выиграл обе партии. И настрой на компьютер у меня совсем иной, чем на человека. Вы не поверите, но я не люблю выигрывать. Иногда просто не хочется обижать соперника — кажется, проще ничью предложить. А вот машина, эта чертова железка,— совсем иное дело. Так хочется ее обхитрить!
— Но будет непросто...
— Безусловно. Преимущества противника очевидны. Да, компьютер можно обмануть, заставить сделать грубую стратегическую ошибку. Но при этом он учится на них и второй раз уже не допустит этого. Потом, в программу заложена вся дебютная база, и в этом компоненте с ней тягаться бесполезно. Наконец, человек не в состоянии, как она, просчитывать миллионы вариантов в секунду. А еще в Бахрейне наверняка будет жара. А я помню, как трудно мне было играть из-за нее на чемпионате мира в Лас-Вегасе... Но все равно я очень хочу победить, доказать, что человек умнее машины. Это для меня принципиально.
— Вот выиграете у компьютера, а потом можно и образование высшее наконец получить или вообще с шахматами распрощаться: всего ведь добились, чего можно...
— Ну, высшее образование — это, конечно, хорошо. Но у меня, повторю, сейчас времени не остается не то что на учебу — с девушкой в кино сходить... Да и столь ли необходим мне диплом? Если у меня и будет бизнес, то, уж надеюсь, свой собственный... А насчет того, чтобы бросить шахматы? Конечно, уйти когда-нибудь обязательно придется. Главное — сделать это вовремя, почувствовать момент, когда ты выше пятого-седьмого места уже при всем желании не поднимешься. Но пока до этого вроде бы далеко.