 |
"Много вас тут проезжает, а потом колонны подрываются"
Первое, что бросилось в глаза на въезде в Грозный — огромное скопление машин. Под жарким солнцем на трассе люди ругались с омоновцами. Оказалось, что последние четыре дня город был закрыт, и только сегодня разрешили въезд. Военные усиленно проверяли багажники и салоны автомобилей, а владельцы машин, стараясь не нервничать, убеждали их, что у них все в порядке.
— Да помолчи ты,— бросил один из омоновцев владельцу белых "Жигулей",— все равно проверю. Много вас тут проезжает, а потом колонны подрываются.
— Сами и подрываете,— тихо и зло говорит мужчина, отходя в сторону.
Стоящие у блок-поста жалуются, что военных в городе стало больше, и поэтому местные жители без надобности вообще стараются не выходить из дома. Про правительство тоже ничего доброго не говорят.
— Почти два года здесь российская власть, а мы все так же живем в развалинах,— говорит мне пожилая женщина,— они даже скважины потушить не могут. Сколько нефти сгорело! А люди дышат этой гадостью, а потом болеют. И все знают, что потушить проще простого, только никому не надо — не их же дети здесь живут!
Женщины закрывают лица платками, надеясь, что ткань отфильтрует вредные вещества. В больницах, говорят, все больше пациентов с заболеваниями дыхательных путей. Среди них много детей.
Дышать здесь и правда тяжело: много солнца, пыли и гари от горящих скважин. Премьер Чечни Станислав Ильясов обещал к 15 июня затушить все нефтескважины (кстати, за сутки на одной такой скважине может сгореть до 500 тонн нефти), но 13 июня, когда я была в Грозном, как-то не верилось, что за два дня это удастся сделать.
Грозненцы недовольны властью. Самое прямое тому доказательство — очередь у прокуратуры. В основном здесь женщины. Кажется, они не уходят отсюда никогда. Наперебой они рассказывают мне уже знакомые истории: у кого-то военные забрали брата, у кого-то мужа, у кого-то сына, да так и не вернули. И вот теперь женщины пытаются добиться справедливости, в которую, правда, никто из них уже не верит.
Прокурор города Юрий Дин устало машет рукой.
— Да что говорить! Видите, что у нас творится? Принимаем семь дней в неделю с утра до вечера. В правительство просто так не попадешь, вот люди к нам и идут. А тут половина жалоб по правительственной линии: кому-то пенсию не заплатили, кому-то — пособие, кому-то льготы нужны — все мы должны решать. Много жалоб, конечно, на военных, но этим тоже не мы должны заниматься, а военная прокуратура.
— О пропажах родственников часто заявляют? — спрашиваю у прокурора.
— Конечно, таких жалоб очень много. Возбуждаем уголовные дела, проверяем, но очень много отводов. Многие не поставили в известность своих родственников, когда уезжали из города, а теперь — вернулись. Ну и, конечно, похищать могут и бандиты, которых в городе все еще много.
Разговор прерывает шипение рации: "Машина нужна — у нас двое 'двухсотых'".
Прокурор смотрит на меня укоризненно:
— А вы говорите — "недовольные". Мы вон своих людей теряем.
Юрий Дин машет рукой и уходит. Из здания прокуратуры вихрем вылетает спецназ на трех машинах и едет на зачистку.
"Мы одного такого поймали, сдали военным, а его отпустили"
 |
| "Надоело — каждый день зачистки,— говорит одна из них,— ни выйти, ни проехать нельзя. Кого они ищут?" |
Ахмед рассказывает, как весной на рынке люди в камуфляже задержали брата его жены, сотрудника местной милиции. Говорит, что парня взяли из-за его новой машины. Он с документами был, ни в чем никогда не участвовал. Просто им машина его приглянулась. А неделю назад во время зачистки нашли его труп в подвале дома.
Ахмед долго молчит, а потом говорит, что многие чеченцы именно поэтому уходят к боевикам. Ахмеду идти некуда. Боевики уже приговорили его к смерти за сотрудничество с русскими. Охраняет сам себя, потому что и русским он уже не доверяет.
Перед тем, как ехать на центральный рынок, Ахмед заезжает домой — переодеться в гражданское.
— В форме там лучше не показываться,— объясняет он.
На улице, где живет Ахмед с женой, позавчера был убит парень. Рассказывают, что во время зачистки военные стали проверять документы у его пожилого отца. Сын пошел выяснить, в чем дело. "Не подходи без документов",— закричал ему отец. Парень развернулся, но ему выстрелили в спину. Когда вокруг стали собираться люди, военные ушли, но напоследок вроде бы сказали: "А что вы хотите? Законы военного времени". Эту историю уже второй день пересказывают друг другу местные жители. Осуждающе покачивают головами и спрашивают друг у друга, кто и когда положит конец "законам военного времени".
— Да вы их слушайте больше,--говорят мне на ближайшем блок-посту, где стоит ставропольский ОМОН. — Тут уже несколько дней никаких зачисток не было.
— Но парня-то убили,— возражаю я.
— Может, кто-то из своих и убил, а про русских сочинять они мастера.
На центральном рынке действительно не видно ни одного человека в камуфляже. В последнее время здесь было убито много военнослужащих. Теперь военные сюда не ходят. Посылают местных таксистов за продуктами. За это таксистов иногда пропускают к воинским частям, где можно заработать денег на таких же услугах.
— Вон того видишь — в черной рубашке? — говорит мне Ахмед, показывая на человека в толпе. — Воевал в отряде братьев Ахмадовых. Говорят, что и теперь с кем-то из них связан. Живет в городе уже третий месяц. Никто его не трогает. Я так думаю: раз не трогают — значит договоренность есть. Мы одного такого поймали: он местным угрожал. Сдали военным в районную комендатуру, а его отпустили. Говорят, мол, документы у него в порядке. Пойди разберись, что у них там за законы.
На прошлой неделе у рынка расстреляли двух местных жителей — мужа и жену. Супруги держали небольшое кафе прямо у дороги. Сюда приходили в основном военные. Говорят, их предупреждали, чтобы они закрыли кафе. Сначала убили мужчину, а потом расстреляли женщину. На трупы положили записки: "Смерть прислужникам русских". На следующий день в городе сожгли еще две забегаловки для военных.
— Ни одной шашлычной в городе теперь не найдешь,— рассказывает Ахмед. — Люди испугались. Даже те, кто без этого бизнеса с голоду умрет, закрыли свои точки и сидят дома.
Между тем торгующие на рынке женщины говорят о своем.
— Надоело — каждый день зачистки,— говорит одна из них,— ни выйти, ни проехать нельзя. Кого они ищут? Пусть сюда придут. Здесь всех, кто им нужен, найдут.
— Как же, прийдут! — спорит с ней другая торговка. — Им же деньги зарабатывать надо. Зачем им кого-то искать? Они постреляют в воздух, какого-нибудь из местных задержат и все. Уже спецоперация — награды боевые.
— А все из-за этого русского, Ильясова,— продолжает первая. — Раньше здесь спокойнее было. Он там загородился. Боится, наверное. Кто поверит, что он пришел сюда для мира? Чеченцы, которые тут заправляли, и те на себя работали, на свой карман, а он чем же лучше? Всем им только деньги нужны, а люди страдают.
"У водителя мэрии машину боевики отобрали в центре города и уехали"
 |
— Ильясова нет,— говорит один из спецназовцев,— но даже если бы был, все равно не пустили бы. Вас в списках нет. Для журналистов есть специальный список. Только по нему пропускаем. Вот видите: ОРТ, РТР, а вас нет.
Правительство закрыто не только для журналистов негосударственных изданий. Чеченские чиновники, чтобы попасть на прием, вынуждены ездить сюда как на работу — чуть не каждый день. Им есть о чем рассказать: и что денег нет в районах, и что федералы бесчинствуют, и бандиты не дают работать. Аслан Хамбулатов, начальник грозненского водоканала, во время боевых действий служивший командиром гантамировского полка, пришел жаловаться на военных.
— Такого беспредела здесь не было даже во время войны,— говорит он. — На днях вернулся с работы — весь мой дом разграблен. Спрашиваю родственников, что случилось. Говорят, зачистка. Хорошо еще, что никого не забрали.
В городской мэрии слышу то же самое, что и на блок-посту, и на рынке, и около здания правительства.
— С каждым днем все хуже и хуже,— говорит исполняющий обязанности мэра Грозного Ибрагим Ясуев. — На блок-постах людей не пропускают: деньги требуют, а бандиты спокойно проезжают. Вчера у водителя мэрии машину боевики отобрали в центре города и выехали на ней. Сколько блок-постов! А мои сотрудники на работу вчера не пришли — их на чернореченском блок-посту до обеда продержали. А что творится во время зачисток, говорить не хочется. Налетает банда, выносит вещи. Еще и дом могут поджечь.
Возвращаюсь через центральную улицу. Здесь все еще продолжается зачистка. В уазик спецназ запихивает двух мужчин с завязанными за спиной руками. Редкие прохожие опускают головы и ускоряют шаги.