Очередная суперсерия околохасбулатовских скандалов — обращенное к президенту открытое требование спикера убрать министра печати Полторанина, новые сведения о вмешивающейся в работу московской уголовной милиции "личной охраны Р.И. Хасбулатова", наконец, демонстративный отказ короля Испании дать Хасбулатову аудиенцию — вновь гальванизирует одну из популярнейших тем журналистики 1992 года: что со спикером происходит и на что он рассчитывает?
Для ответа на этот вопрос имеет смысл обратить внимание на два элемента хасбулатовского феномена, позволяющие выделить его из широких масс российской политической элиты. С одной стороны, спикер — изгой из народа с беспримерно высоко развитым общинно-клановым сознанием, с другой, он — глава российской представительной власти, сформировавшейся в хорошем соответствии с разработанными на XIX (1988 г.) конференции КПСС идеями политической реформы.
Последствия этих двух обстоятельств анализирует парламентский обозреватель Ъ МАКСИМ СОКОЛОВ.
Отщепенство
Стиль и манера патриотической прессы, сумевшей дать бескомпромиссно четкий анализ текущей ситуации ("Россию жиды продают жидам и кадровое офицерство уже под жидами"), в качестве ответной реакции породили неявный отказ вообще рассматривать национальность политика как один из факторов, влияющих на его поведение. Однако на практике подобная щепетильность приводила к тому, что сознание участников политической игры оказывалось как бы совершенно свободным от национальных особенностей и предрассудков — а это уже вряд ли соответствует нашей нынешней действительности.
Так, например, энергичное государственничество и даже славянофильство председателя Комитета ВС РФ по международным делам Евгения Амбарцумова невозможно отделить от того обстоятельства, что с 1988 года (начало карабахского конфликта, когда интеллектуалы-перестройщики практически единодушно взяли сторону Армении) понятия "радикальный демократ" и "армянский лоббист" в массовом сознании оказались практически взаимозаменимыми. Поэтому тому же Амбарцумову, чтобы развеять совершенно безосновательные подозрения в его радикальном демократизме, проистекающем из его частично армянского происхождения, приходится в своем государственничестве быть святее Папы Римского, а в патриотизме — активнее самых рьяных патриотов. Еще менее уместно игнорировать национальную подкладку в случае, когда речь идет о Хасбулатове.
После событий конца 1991 — начала 1992 года (конфликт с Чечней, выселение чеченцев из московских гостиниц по личному приказу Хасбулатова, связываемая с именем спикера весенняя попытка переворота в Чечне) председатель ВС РФ перестал существовать для своего народа. В ходе VI съезда народных депутатов РФ внезапное бурное покаяние Хасбулатова совпало по времени с мрачным замечанием Ельцина: "Что-то давно Руслан Имранович не ездил к своим (грозненским — Ъ) избирателям", — худшей угрозы для изгоя, фактически объявленного в своем народе вне закона, трудно было бы придумать. Между тем чеченцы являются как раз тем кавказским народом, который (как показали хотя бы сталинская депортация и дудаевская "демократическая революция") отличается особенной прочностью общинно-клановых уз, фактически определяющих поведение индивида в обществе. Жесткое общинное регулирование поведения человека, естественно, имеет и свою оборотную сторону: будучи изгнанным из общины, человек оказывается вообще вне каких-либо регулирующих его поведение норм, и строгая ритуальность сменяется в его поведении полной асоциальностью.
В случае с Хасбулатовым эффект отщепенства оказывается особенно злокачественным, если вспомнить мотивы его избрания в июне 1990 года на пост заместителя председателя ВС РСФСР. Тогда предпочли кандидатуру человека, стоящего вне всяких группировок: не коммунист, не российский демократ, не национал-демократ, не промышленник, не аграрий, не военный — вообще никто. Таким образом, в итоге чеченского кризиса Хасбулатов не просто вошел в конфликт со своим народом (многие это делали и до него, например — академик Сахаров), но лишился последней референтной группы, оглядка на мнение которой вносит необходимые коррективы в поступки человека. Достигнутым уровнем асоциальности объясняются и крайняя неадекватность поведения, и стремительные переходы от заносчивости к угодливости, и отказы высоких государственных деятелей Запада (преимущественно высокородных — президент ФРГ фон Вайцзеккер, король Испании Хуан-Карлос) от встреч с субъектом, утратившим общинную этику и отнюдь не приобретшим взамен этики городской.
Психологией отщепенца можно объяснить и стремление Хасбулатова окружать себя не просто аппаратчиками КПСС, но аппаратчиками-изгоями (сотрудники аппарата Валерия Болдина, генерал-гэкачепист Ачалов), и совсем нетривиальное решение создать себе личную гвардию из нескольких тысяч человек: "гвардейцев кардинала" заводит себе кардинал, чувствующий себя очень неуютно и ждущий погибели со всех сторон.
Решения XIX партконференции — в жизнь!
С точки зрения западных социологических канонов, спикер действительно оказывается вне партий, вне идеологических группировок, вне сословий, вне наций и должен чувствовать себя крайне одиноко и неуютно. Руслан Имранович, однако, чувствует себя бодро и оптимистично, называя себя гарантом общественной консолидации. До известной степени прав оказывается именно спикер: стандартные социологические каноны оказываются бессильны при анализе таких невиданных объектов, как "парткомы без коммунистов" и "Советы как высшая форма буржуазного парламентаризма" — а отношения Хасбулатова с этими инстанциями все больше теплеют.
С одной стороны, в претензиях на роль всеобщего консолидатора, отца нации, а теперь — как явствует из заявления пресс-службы Хасбулатова — еще и признанного вождя СНГ, спикера может укреплять простое практическое соображение. В конституции можно все что угодно написать о механизме передачи власти, ввести пост вице-президента, детально описать механизм выборов президента и т. д., однако опыт и самого СССР и его бывших республик показывает, что, во-первых, все президенты (кроме азербайджанского Эльчибея и эстонского Мери) — это бывшие председатели ВС, во-вторых, исчезновение президента (грузинского Гамсахурдиа или таджикского Набиева) приводит к власти либо хунту, либо опять же председателя ВС, наконец, в-третьих, наблюдается попятное движение от президентуры к квазипарламентским конструкциям: в Грузии президентура заменена всенародно избираемым председателем ВС, в Таджикистане подумывают о том же, российская оппозиция предлагает либо вообще упразднить пост президента, либо сделать его символическим. Любопытно, что пост председателя ВС и значение этого поста остается неизменным — на фоне всех политических бурь, потрясающих новорожденные государства. Если еще в пору своего зарождения эта тенденция сильно вдохновляла председателя ВС СССР Анатолия Лукьянова, то в пору своего цветения она тем более должна вдохновлять председателя ВС РФ Руслана Хасбулатова.
Смысл этой тенденции, равно как и причину оптимизма проясняют соображения Хасбулатова, высказанные им 19 сентября по ТВ: спикер — отнюдь не только председательствующий на заседаниях парламента, спикер — это предстоящий президенту глава всей системы представительной власти от сельсовета до парламента. К традиционной теории разделения властей это никакого касательства не имеет, зато имеет самое прямое касательство к идеям политической реформы, одобренным XIX конференцией КПСС в 1988 году. Тогда предлагалось под лозунгом реанимации Советов осуществить их плавное слияние с парткомами, с фактической передачей Советам функций парткомов всех уровней. Функции же эти известны: осуществлять общее, а также частное руководство; не подменяя собой органов государственной власти, отдавать им обязательные к исполнению распоряжения; при этом — ни за что не отвечать.
Ирония истории выразилась в том, что, если судьба самого Горбачева образца 1992 года весьма печальна, то судьба его идей образца 1988 года, напротив, весьма завидна. В результате декоммунизации Советы действительно переняли функции парткомов всех уровней, мыслят себя именно в этом качестве, а иерархическая структура парткомов довольно точно воспроизвелась в иерархической структуре Советов — как по причине того, что привычная общественная структура стремится самовоспроизводиться, хотя бы и в новом материальном воплощении, так и по причине элементарной корпоративной солидарности Советов разных уровней.
Более того: советская иерархия оказывается, хоть и слабой, но единственной, как говорили в 1991 году, "властной вертикалью до самого низа". В том, что единственный стержень государственной власти не только не подчинен ее исполнительной ветви, но находится с ней то в подспудном, то даже в остром конфликте, заключается и главная слабость посткоммунистической президентуры, и главный источник лукьяновско-хасбулатовского оптимизма.
Россия — страна народной демократии
Рассуждая о дальнейших намерениях Хасбулатова, аналитики либо предполагают, что спикер будет и далее вести себя, как человек, не вполне вменяемый, либо приписывают ему намерение сесть в ельцинское кресло, либо, наконец, как видного экономиста-академика прочат его в премьеры. С тем, что и дальнейшее поведение спикера будет по-прежнему противоречить общепринятым представлениям о приличиях, очевидно, придется согласиться, однако в наличии у него мечтаний о президентско-премьерских постах можно усомниться.
Дело в том, что глупо отказываться от журавля в руках ради синицы в небе, а умно — учитывать опыт своих предшественников на различных высоких постах. Сталинский "кронпринц" Маленков проявил довольно глупое для человека столь высокопоставленного западничество, заняв после смерти Вождя и Учителя пост предсовмина, оставив партийную вертикаль на Хрущева — через малое время Хрущев показал ему, чего стоит пост премьера, и чего стоит контроль над вертикалью. Брежнев учитывал опыт предшественника, и предсовмина Косыгин занимал при генсеке явно подчиненный пост, а советский "президент" Подгорный был и вовсе жалкой тенью Леонида Ильича. Аналогичные структурные соотношения, причем в еще более явном виде, действовали в восточноевропейских странах народной демократии до 1989 года.
Если Хасбулатов отдает себе отчет в ценности той властной вертикали, которая волею судеб оказалась у него в руках (а похоже, что он отдает) его целью, вероятно, будет не сбрасывание Ельцина и даже не сбрасывание Гайдара, а постепенное приведение ситуации к "народно-демократическому" образцу 70-х годов: генсек (именуемый теперь спикером), символический "президент" и премьер, делающий то, что скажут. Для чего нужны не столько эффектные перевороты, сколько настойчивая воспитательная работа по приучению населения и политиков к подобной модели разделения властей. Судя по тому, что на Хасбулатова явно сделали ставку прыткие молодые люди из группы "Смена", данный вариант несентиментальные карьеристы оценивают как не совсем безнадежный.
Аналитики, считающие этот вариант сомнительным, указывают либо на общую направленность вектора исторического развития и на модернизационную тенденцию, слишком сильную, чтобы хасбулатовский вариант народной демократии укрепился, либо обнадеживают себя рассуждением о "кавказском синдроме", полагая, что одного кавказца, правившего Россией с 1923 по 1953 год, хватит для того, чтобы граждане еще как минимум сто лет испытывали устойчивую идиосинкразию к любому лицу кавказской национальности на русском троне. Скептики же возражают им, отмечая, что векторы истории в России всегда почему-то оказываются кривыми, а главный урок российской истории в том, что из нее не извлекают никаких уроков.