Петербургский Малый драматический театр — театр Европы показал в Москве мировую премьеру нового спектакля Льва Додина. "Чайка" играется в рамках Всемирной театральной олимпиады. Петербургская премьера состоится осенью, и знаменитый режиссер считает, что только тогда его спектакль заживет в полную силу.
В театральном мире любят поговорить про то, что новые спектакли надо долго "обкатывать" на зрителе, прежде чем они по-настоящему складываются. Чаще всего такие разговоры служат лишь страховкой от разочарования публики. Но додинский театр является одним из немногих, кто имеет право утверждать подобное с полным основанием. Сам метод работы над спектаклем — каждую роль подолгу пробуют несколько актеров, пока драматическому характеру не найдется точного воплощения — подразумевает постановку дыхания для длинной дистанции. Так серьезно и мучительно, как в театре Додина, над театральными спектаклями сегодня мало где работают. Про "Чайку" можно сказать, что она уже случилась. Прежде всего потому, что сложилась интересная компания: многих персонажей не узнать.
Непривычен Треплев Александра Завьялова — грузный немолодой человек, мало похожий на раздраженного новатора. Кажется, он обрюзг и безвременно состарился от собственной ненужности, от того, что рос нелюбимым и заброшенным матерью ребенком. Татьяна Шестакова играет Аркадину так естественно, что не скоро осознаешь: эта роль ею решительно переосмыслена. Никакого демонстративного, наносного актерства у знаменитой актрисы Аркадиной нет. Реакции ее — совсем не театральные, не напоказ, и истерики — просто женские. Зато Нина Заречная у Ксении Раппопорт с самого начала предстает девушкой прагматичной и целеустремленной, отнюдь не восторженной провинциалкой. Почти для каждого из персонажей "Чайки" Лев Додин нашел что-нибудь, что уводило бы актера от заразных банальностей чеховского театра. Пожалуй, только Сергей Курышев (Тригорин) слишком положился на добровольное признание героя при отсутствии у него собственной воли и ничего, кроме этого безволия, пока на сцену не приносит.
Впрочем, Додин — не тот режиссер, который довольствовался бы отдельными догадками и свежими психологическими мотивировками. Для него нет спектакля, если действие его замкнуто на частной истории. Вот и чеховская "Чайка" включена в философский мировой круговорот. Герои ведут положенную им человеческую игру друг с другом, но помещены они как бы внутри символической модели мира, построенной художником Алексеем Порай-Кошицем. Авансцена — узкая полоска земной тверди, на возвышении в глубине — четверть сферы, металлический каркас с остатками деревянных щитов — дачный театр и обезображенный знак небесной гармонии одновременно. Между ними — водоем с неприятно бликующей зеленью, а поверх него — луг, коварно опускающийся в воду. Схожая модель была использована в предыдущей чеховской постановке МДТ, "Пьесе без названия". Но там не было театра.
Лев Додин ставит спектакль про несостоявшийся театр, что для него равнозначно несостоявшейся судьбе. Тайные объяснения героев в "Чайке" становятся всеобщим достоянием. Мост между театром и жизнью здесь ненадежен и в прямом, и в переносном смысле. Хотя чеховских героев у Додина тянет именно туда — под открытую абсолютной черноте сферическую сцену. Статика незыблемой, надчеловеческой модели мира то и дело прерывается чьим-нибудь стремительным проездом на велосипеде из одной кулисы в другую. Но в последнем акте велосипеды застывают шеренгой, и люди впустую крутят педали, которые вскоре будут подтоплены водой. Звука треплевского выстрела в финале нет, да он и не нужен. И так ясно, что в маленькой додинской вселенной все обречены и что мир — ловушка для человека. Смерть растворена в воздухе наполненной жизнью и нагруженной "пятью пудами любви" пьесе, в воздухе лишенного музыки спектакля. Так что удовольствие может принести только качество постановки. Но долго распространяться о том, как мастерски сделана "Чайка", нет смысла. В случае Додина и его питерского театра Европы это само собой разумеется.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
Сегодня и завтра на сцене МХАТ имени Горького.