Старые жанры на новый лад

Премьера опера

Совсем новая оперная партитура Александра Маноцкова по пьесе Максима Курочкина на либретто и в постановке Владимира Мирзоева "Титий Безупречный" в выходные представлена в Камерном музыкальном театре Покровского. Маноцков стал самым юным из живущих авторов, чья опера поставлена на Никольской, а сама опера — игриво-жутковатой антиутопией. Ее поворотов не испугалась на премьере ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.

Спектакль "Титий Безупречный" — тот небывалый случай, когда опера обязана своим появлением не композитору, либреттисту, критику или продюсеру, а театральному режиссеру. Именно Мирзоеву пришло в голову ставить пьесу Курочкина, и он увидел, что этот текст вообще не для драматического спектакля, что напрашивается опера. Мирзоев написал либретто, заручился поддержкой Камерного музыкального театра и заказал музыку Маноцкову.

Здесь можно вспомнить случай "Dido" в "Новой опере", но в проекте режиссера Натальи Анастасьевой свежая музыка Наймана все же лепится к существующему оперному наследству Перселла. "Титий" — опера на том месте, где она поначалу не предполагалась. Мы имеем дело с уникальной ситуацией, когда опера не вполне композиторский проект, а режиссура отнюдь не изображает на театре то, что написано в музыке кем-то другим. "Титий" в большой степени опера Мирзоева, впрочем, и Маноцков, в свою очередь, писал не номера под тексты и сцены, а сочинял структуру, музыкальную драматургию и корректировал либретто. Смена акцентов в привычно коллективной для оперы авторской подписи звучала бы формальностью, если бы спектакль не получился таким живым.

"Титий" не единственная новая опера, поставленная в Москве за последние дни. В Музтеатре Станиславского в совместном проекте с приконсерваторским Новым музыкальным театром вышла мультимедиа-опера Владимира Тарнопольского "По ту сторону тени" на тексты Платона и Плиния Старшего с экстремально современной хореографией, ловким компьютерным дизайном, с авторитетным музыковедом Михаилом Сапоновым в партии рассказчика и ансамблем "Студия новой музыки" в роли самого себя.

"По ту сторону тени" Тарнопольского (он символизирует собой лицо современной академической русской музыки конца XX — начала XXI веков) — московская версия боннского спектакля 2006 года, там заказанного и впервые поставленного. Со своими античными источниками, тонкой философией, геометрической музыкальной конструкцией, башенной идеологией сложных средств и искушенного адресата, когда изысканная форма при всей мультимедийности целиком залегает в пространстве высокого академизма, деликатно расширяющего свою территорию, "По ту сторону тени" — настоящая опера seria, современная версия старинного жанра в высоком стиле. И тогда выходит, что "Титий", хотя играет с вековыми аллюзиями и возвышенными героями,— это известная оппозиция жанру seria, ироничная и свободная по языку, остросюжетная и актуальная по смыслу опера buffa.

Ирония в ней чересчур метка, чтобы оставаться доброй, герои — слишком зубодробительно узнаваемы, чтобы изобразить для нас богов и героев. "Титий" — изящная саркастическая антиутопия с нотой трагизма и актуальная вещь на тему государства, общества и искусства, написанная, что интересно, в 2012 году, то есть до всех событий, обостривших тему. Мы где-то в будущем. Межгалактический режим тревожится вопросами собственного выживания. Замечая свободомыслие в одном гражданине, режим заставляет того пойти в театр — пусть образовывается, вдруг тогда с его помощью искусство таки спасет мир. Большая часть спектакля — старинная (с точки зрения будущего) опера об идиотской безупречности, кровавых перипетиях и сложной любви, все как положено. В какой-то момент мы совершенно забываем, что ее вместе с нами смотрит оперный герой. В финале правители с пристрастием интересуются, что он понял (как обязательно спросил бы боевой командир подопечную роту по возвращении из театра). Ответом будет классическое безмолвие. Нежно урчит межгалактический шум.

Вся прочая музыкальная речь вполне доступна пониманию, привычкам и чувству самого широкого зрителя. Чудесно добродушный к своей публике Маноцков здесь, правда, заметно усложняется, если сравнить, скажем, с известными песенными циклами и даже оперой "Гвидон" в ШДИ. В структуре оперы главную роль играет ее "сериальная" организация, но изощренная композиция, действуя тихо, не слишком тянет одеяло на себя. Слушатель может о ней ничего не знать, тем более что музыка откровенно, но мягко кокетничает, дразня то округлыми псевдобарочными мотивами, то тягуче-классической оперной формой (единственный традиционный номер — любовный дуэт), то шенбергианской точеной выспренностью или бряцанием артистизма в манере Курта Вайля, и добавляет себе много смешного богатства за счет посторонних моделей вроде очаровательного звукового слепка авторского чтения Бродского в партии зловредного Субурбия, "диктатора-серости".

Вся эта мешанина, сдобренная хлесткими поворотами квазинаучной музыкальной фантастики и дорогим всей оперной традиции восточным духом и колоритом в звуке и на сцене, конечно, оппонирует сугубому академизму современных европейских школ. Но звучит цельно и обворожительно, легко дрейфуя из пространства острословия к проникновенному трагизму и снова обращая дело в шутку, что твой Моцарт.

Как в опере "По ту сторону тени", в "Титии" у певцов много необыкновенной в традиционном музыкальном театре работы, и они справляются блестяще. Здесь это не только абсолютный герой премьеры Александр Полковников (Титий), но и Павел Паремузов (Капитан), Борислав Молчанов (Субурбий), Екатерина Большакова (Нерегулярная жена Капитана), Екатерина Ферзба (Жена Субурбия) и прочие, включая не существующий в этом театре хор, то есть солистов в эпизодах, на вторых ролях и певцов в яме. Но если в "Тенях" актерская задача остается в рамках общепринятого в экспериментальном театре напряженного взгляда куда-то в точку, то в мирзоевском "Титии" актерам есть чем упиваться. И публика, с удовольствием следя за остроумными поворотами сюжета, взглядов, жестов и фигур, может смеяться над героями и плакать от сочувствия, как полагается в нормальной опере, к тому, как государство и искусство бросают друг другу перчатку. И за шекспировским комизмом ситуации просматриваются многоэтажная ее изысканность и предсказуемая печаль.