Последние лет сто шестьдесят день рождения Александра Сергеевича отмечают спонтанно: кто придет, тот придет. На этот раз гости съезжались в Итальянский дворик Пушкинского музея. Играла старинная музыка в исполнении квартета Антонио Грамши, выступала Белла Ахмадулина. Писатель Андрей Битов презентовал новую книгу, а в "денрожденные генералы" выбрал зайца. Того самого, который, согласно легенде, спас поэта. Пушкин ехал в Петербург, но плохая примета — перебежавший дорогу заяц — остановила его, таким образом он не оказался на Сенатской площади. Битов фантазирует, что бы было, кабы не заяц: "В Сибири он настрадался бы, но зато прожил в кругу друзей, написал бы бездну поэм, не женился бы на Наталье Николаевне, не стрелялся бы с Дантесом, а вернулся бы, реабилитированный в 1856 году, крепкий как дуб, с бородою лопатой, в толпе благородных бородатых друзей. Но тогда бы он не написал 'Медного всадника'".
Книга "Вычитание зайца. 1825", вышедшая в издательстве "Независимая газета",— одна из таких симпатичных "прогулок с Пушкиным". Если вам покажется, что современный писатель, что называется, "примазывается" к классику, если вас раздражает чрезмерное раскручивание темы "грызуны в литературе", если "Пушкин стал вам скучен", назовись он хоть зайцем (именно таким, с огромной заячьей головой на знаменитом брюлловском портрете выставили поэта оформители книги Андрей Бондаренко и Дмитрий Черногаев), можете просто на эту прогулку не отправляться. А вот программа "экскурсии" для интересующихся. В книге собраны тексты Андрея Битова (среди несколько однообразных эссе на искомую тему перепечатан классический рассказ "Фотография Пушкина"), а также веселые рисунки Резо Габриадзе. Вторую часть книги составляют собственно пушкинские тексты, написанные им в "год зайца", в 1825-м. "Буря мглою небо кроет..." и "Борис Годунов" перепечатаны вполне аккуратно, иллюстрированные пушкинскими же рисунками.
Автор изначальных "Прогулок с Пушкиным" — Андрей Донатович Синявский. У него тщательность историка всегда сочетается с писательским артистизмом. Документы эпохи автор поверяет художественными произведениями. Когда Синявскому дали лагерный срок, в ответ он как раз и обратился к Пушкину: в воображаемых беседах с классиком он мог переходить любые границы, не нуждаясь ни в чьей визе. А выйдя из заключения, писатель вернулся к нашей несвободной истории.
Лекции, прочитанные в Сорбонне в конце 70-х — начале 80-х, были опубликованы на многих языках. По словам Марии Васильевны Розановой, вдовы Синявского, русское издание и не предполагалось: "Советский читатель всю эту цивилизацию изучил на собственной шкуре — и про Дзержинского, и про коммунальную квартиру, и про нищий народ самой богатой в мире страны". Но для постсоветских детей этого советского читателя книга Синявского станет необходимым учебником. А детям школьного и студенческого возраста "Основы советской цивилизации" можно смело читать потому, что здесь нет ни антисоветской озлобленности, ни патриотического глянца. Просто добрый профессор, сам многое повидавший, начинает лекцию: "Итак, перед нами осуществленная утопия с претензией на мировое господство". И заканчивает совсем по-простому: "Словом, вся история, весь прогресс идет насмарку..."
Чувство юмора бывает разным. У Синявского оно изысканное. А такое чувство, как у Владимира Вишневского,— явление довольно распространенное. Поэтому отрицать его нельзя. "Торговля одностишиями с лотка", как он называет собственное взаимодействие с публикой, идет успешно. Это тот случай, когда примитивность — залог успеха, а краткость — его сестра: "Когда б не Лены, то есть Иры, / когда б не Светы, то есть Тани, / я б не ваял свои сатиры / и не светился б на экране".
Давняя российская традиция у моностиха, как положено, была. От карамзинской эпитафии "Покойся, милый прах, до радостного утра!" до современника Вишневского Вадима Перельмутера с произведением под названием "Жуковский": "Он Пушкина видал в гробу". Вишневский не всегда сдерживается и, превратив моностих в заглавие, продолжает волынку стихотворения. Но благодаря Вишневскому одностишие как жанр обрело известность в массах. Если вы когда-нибудь видели трафаретные тексты поздравлений с днем рождения и свадебных сценариев, то вы сразу ощутите эту близость. Еще новая книга Вишневского очень напоминает девичью тетрадку, дамский альбом советских времен: рисунки, фотографии, заранее заготовленные экспромты. Обычно оценка "Я тоже так могу" оставляет на произведении искусства легкий налет презрения со стороны народа. Однако бывает и наоборот. В незатейливом остроумии Вишневского, как ни странно, публика видит общность со знаком плюс. Какой-нибудь остряк-любитель на дружеской вечеринке может загнуть не хуже Вишневского. И найдет свою благодарную аудиторию. Потому что любая женщина и без советов американца Карнеги знает, как искренне надо смеяться над самой неказистой шуткой. Такая круговая порука навсегда связывает население с поэтами-юмористами.
О том, что стихи могут послужить читателю в качестве "допингов, то бишь антидепрессантов", напоминает новый стихотворный сборник Юрия Кублановского. Кублановский, начинавший в СМОГе (литературном обществе, название которого расшифровывалось как "Смелость. Мысль. Образ. Глубина"), от иронической, эпатажной поэзии перешел к серьезной патриотической тематике в духе "Россия, это ты на папертях кричала..." (немного похоже на одностишие Вишневского). Его политические стихи публиковались в 70-80-х в эмигрантской прессе, участвовал он и в знаменитом альманахе "Метрополь".
Сборник "Дольше календаря" — лирический дневник творческого интеллигента постшестидесятнической формации. Читателей у Кублановского довольно хотя бы потому, что он сам внимательный и благодарный читатель многих своих современников разного возраста. Цитаты из чужих стихов порой становятся у него абсолютно своим словом: "Ты у меня в груди / в виде зарубки, риски. / Все прощу, но уйди, / ангел мой, по-английски".
Кублановский — один из немногих, кто может похвастаться дружбой сразу с двумя нобелевскими лауреатами. Бродский сравнивал его с Батюшковым и Пастернаком, отмечая соединение "поэтики сентиментализма и современного содержания". А Солженицыну импонирует в друге "глубинная сродненность с историей и религиозная насыщенность чувства". С ним Кублановского связывают биографические параллели. После нескольких лет вынужденной эмиграции он в 1990 году вернулся в Россию: "Я за бугром далече / рвался всегда домой. / Часто теперь при встрече / спрашивают: на кой?"
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Андрей Битов. Вычитание зайца. 1825.— М.: Издательство "Независимая газета", 2001
А. Д. Синявский. Основы советской цивилизации.— М.: Аграф, 2001
Владимир Вишневский. Антология сатиры и юмора России ХХ века. Том 13.— М.: ЭКСМО-Пресс, 2001
Юрий Кублановский. Дольше календаря.— М.: Русский путь, 2001