В Opera de Paris состоялась мировая премьера балета «Песнь о земле» по одноименной симфонии-кантате Гюстава Малера в постановке и оформлении Джона Ноймайера. Хореограф, отметивший в день премьеры свое 73-летие, не исключает, что это его последняя работа с музыкой австрийского композитора.
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris / Ann Ray / Opera national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris / Ann Ray / Opera national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ann Ray / Opéra national de Paris
Фото: Ballet de Hambourg / Ann Ray / Opera national de Paris
У Петипа был Чайковский, у Баланчина — Стравинский, а у Ноймайера — Малер, его альтер эго и любимый композитор, чья музыка созвучна чувственной, поэтичной хореографии немца. На язык танца он перевел почти все симфонии Малера, но «Песнь о земле» постоянно откладывал на потом. Симфония-кантата для двух солистов и оркестра, положенная на стихи китайских поэтов, занимает особое место в творчестве композитора. Малер писал ее, еще не оправившись после смерти дочери и уже зная о своей болезни, да и номер девять не сулил ничего хорошего — для Бетховена и Брукнера девятые симфонии оказались последними, поэтому из суеверия он дал ей не номер, а название.
Личными переживаниями наполнилась эта музыка и для Ноймайера. Именно с нее полвека назад начался Малер для молодого артиста Штутгартского балета: Ноймайер танцевал «Песнь о земле» в постановке Кеннета Макмиллана. В отличие от своего ментора, у которого были определены и герои, и сюжетная канва (Мужчина и Женщина, Смерть разлучает их, чтобы в итоге оба предстали перед ней и обрели вечную жизнь), Ноймайер не задает роли и размывает трактовки. Шесть песен (исполнители — тенор Бурхард Фриц и баритон Пол Армин Эдельман) о печали, одиночестве, молодости, красоте, мечтах и неизбежном конце хореограф предваряет прологом, который ничего не добавляет спектаклю, кроме времени,— с этим довеском выходит час двадцать пять, что считается уже полноценным спектаклем, который вправе занимать целый вечер.
Над сценой поэтично повисла сфера-Земля, которая под конец спектакля незаметно растворяется на голубом фоне; ее зеркальная поверхность отражает танец, как бы вторя музыкальным репризам. «В спектакле каждый видит то, что чувствует»,— говорит Ноймайер. В «Песни о земле» отчетливо чувствовалось, что он устал от Малера. Танец, выстроенный на излюбленном соединении противоположностей (мягкие ноги и статуарный верх, «вываленные» бедра и свободные руки), и музыка, прерываемая искусственными паузами, никак не складывались в «Песнь». Массовые сцены, которым в его балетных симфониях часто отводится роль мощного коллективного бессознательного, здесь казались собранными на скорую руку из банальных вращений, больших прыжков и «поддержек-солдатиков», единственная цель которых — создать видимость активной деятельности. На премьере артистов, казалось, заботило лишь одно — поспеть в такт, не запутаться в длинных юбках и не столкнуться. В этой суете, полной самоповторов, не нашлось места ни поэзии, ни ярким образам.
Исполнителям главных партий повезло больше: Ноймайер работал с проверенными солистами труппы, которых он хорошо знает и которые готовы танцевать его хореографию всякий раз, как первый. За счет них и держится спектакль. Экспрессивная, на грани патетики, этуаль Летиция Пюжоль — идеальная балерина для многозначительных откровений немца. По ходу спектакля эта маленькая сухощавая женщина примеряет на себя не одну роль. Вот она, уставившись в пустоту, ловит воздух своими длинными, мертвенно-худыми руками, словно напоминая о покойной дочери Малера. Вот крадется — сгорбившись, на полусогнутых ногах — совсем как зловещая смерть; вот льнет — ласково, по-матерински. Финал — торжество смерти и вечности — она проводит с религиозным смирением, честно следуя за музыкой.
И все же ноймайеровская «Песнь о земле» — балет с мужским характером и мужским лицом. Причем балет очень личный — самое сокровенное Джон Ноймайер доверяет Матьо Ганьо. Его роль — главный козырь всего балета и одна из лучших работ этуали парижской труппы, которому давно тесно в амплуа сказочного принца. Герой Ганьо — красавец-одиночка, интеллектуал-интроверт с точно выверенной долей нарциссизма. Эмоциональный, но сдержанный, сильный и экспрессивный в своих отношениях со вторым мужским персонажем (Карл Пакетт). Кажется, тот ему и двойник, и антагонист, и друг, и любовник. Иные по настроению дуэты с Пюжоль. Ее — женщину — герой воспринимает как нечто предопределенное изначально: так принимают мать или судьбу. Так же — с вежливым почитанием — принял «Песнь о земле» и зал. Настоящая же овация ждала Джона Ноймайера за кулисами: едва опустился занавес, как артисты разразились бурными аплодисментами. И возможно, для хореографа это главная награда и истинное признание.