Джон Ле Карре
"My Vote? I Would Like to Punish Blair"
"За кого проголосую? Я бы хотел наказать Блэра"
John Le Carre Is Very Angry — Politicians Are Ignoring the Real Problems of the World
Джон Ле Карре очень сердит: политики игнорируют настоящие проблемы мира
DAVID HARE
ДЭВИД ХЭЕ
Филипп Рот (Philip Roth) назвал книгу Джона Ле Карре (John le Carre) The Perfect Spy ("Совершенный шпион") "лучшим английским послевоенным романом". Пламенные почитатели творчества Ле Карре могли бы наградить тем же титулом и несколько других его книг. Поэтому я и решил поговорить с ним в его окруженном деревьями доме на севере Лондона.
— После прочтения вашей последней книги The Constant Gardener ("Постоянный садовник"), мне захотелось узнать, что вы думаете о нынешних выборах.
— Ну, я полагаю, что здесь выборы уже закончились и события теперь происходят в другом месте. Мы наблюдаем за двумя чемпионами, которые предпочитают не рассуждать о нашем будущем. Когда возвращаешься из-за границы, то понимаешь насколько безрадостной и бездейственной стала вся наша страна. Это подобно визиту к горячо любимому старому родственнику, переживающему тяжелые времена. И дело не только в погоде. Мы похожи на нацию в трауре. Возвращение сюда из изобильной Европы мне напоминает прибытие в Восточную Европу из Западной. Мне было очень интересно прочитать, что в моем любимом западном Корнуолле уровень жизни ниже, чем в нынешней Восточной Германии.
— Чем вы это можете объяснить?
— По-моему, наша социальная инфраструктура практически перестала работать, и это означает, что перестал действовать социальный контракт. Похоже, что право- и здравоохранение, сила закона и сами институты демократии находятся под угрозой. Мы знаем, что Европа тратит гораздо больше на свою полицию, здравоохранение, образование, транспорт, и я думаю, мы также понимаем, что у нас настолько увеличился разрыв между богатыми и бедными, что он выглядит неустранимым. Мы создали класс сверхбогатых и в процессе его формирования передали нашу демократию корпоративной власти. С начала приятельских отношений между Тэтчер и Рейганом мы уверенно соскальзывали по склону материализма к чему-то сродни ненависти к себе. Меня удивляет, что столько людей едут за границу и без зависти принимают все, что видят, и возвращаются к общественной бедности и бесстыдному богатству. Сейчас у нас налицо национальная психическая проблема. Со стороны кажется, будто мы все на больничной койке.
— Как, вы думаете, это можно исправить?
— Хорошим противоядием стало бы смелое заявление о том, что мы должны оплатить счета, мы должны обновить нацию. Нынешнее состояние Британии лучше всего сравнить с ситуацией, когда 70% воды в трубах вытекает прямо в землю, потому что никто не знает, где эти трубы. Думаю, уже появилась часть электората, которая говорит о необходимости затянуть ремни потуже. В Америке этого не сделаешь, но здесь можно. Однако происходит совершенно противоположное. Всем предлагается все больше и больше развлечений и в то же время даются обещания, что со школами и полицией все будет улажено, но никому за это не придется платить. Поэтому похоже, что выборы будут настолько же важны, как антракт для пьесы.
— Читая ваши книги, я почувствовал, что вы считаете момент крушения коммунизма величайшей упущенной возможностью ХХ века.
— Конечно. Это был момент, когда мы могли перестроить мир. Падение стены было экстраординарным моментом, если говорить о глобальной политике. Именно тогда мы могли разработать план Маршалла для России; в Россию можно было послать Корпус мира из США и Западной Европы. Мы могли бы зарядить ООН новой энергией. Мы могли бы признать, что должны выполнять обещания, данные малым народам, потому что об этом мы долгое время только говорили, ничего не делая. В какой-то мере мы этому и сами верили.
— Или скорее, мы верили тому, что говорили.
— Совершенно верно. Сегодня мы практически не занимаемся риторикой. А Америка стала настоящей загадкой. Заметьте: у Америки сейчас нет союзников. Своими последними действиями Буш успешно испражнился на самые священные основы атлантического альянса. Должен признать, что, по моему мнению, это на пользу Британии, так как это означает, что проблема выбора у нас будет более драматичной. Мы не можем дольше вводить в заблуждение. Звездные войны — это безумие. Это позорное оскорбление, брошенное в лицо всем усилиям, которые мы предприняли для создания договоров о нераспространении и тому подобном. Это бесстыдный вызов, брошенный бывшему Советскому Союзу и гордости России.
В то время когда Малкольм Рифкинд был министром иностранных дел, я встречался с Примаковым (министр иностранных дел и позже премьер-министр России.— Д. Х.), и он серьезно говорил о возможности вступлении России в НАТО. Сразу после падения стены в мире была удивительная гибкость, но трагедия состоит в том, что никто этого не замечал. Представьте, император пришел с Востока и сказал: "Я гол". И у нас не было никаких планов, ни искусства управления государством, ни руководства, ни риторики — даже легкой — чтобы мы почувствовали, кем мы в то время были. ЦРУ до 1990 года все повторяло, что перестройка — это трюк.
— Почему же так было? Может быть, нам не хватало воображения? Или воли? Или не было руководства?
— У нас не было голоса. У нас не было Кеннеди. Другими словами, у нас не было пастыря. Теперь в международной политике образовалась пустота и мы в ней толчемся. Болезнь в том, что нас никто не ведет.
— Я не вижу, чтобы в Британии сейчас вообще занимались какими-либо серьезными международными вопросами.
— Мы не играли никакой роли вообще в переустройстве мира. Наш вклад состоял из большого количества пустых слов и чепухи, потому что серьезные вопросы — это те, которые постоянно откладывают или за них никто не отдает свои голоса. За экологию никто не проголосует. Поэтому в администрации Блэра нет ни одного человека, который бы привлек внимание общественности к развалу экологии, прогнозируемому Джорджем в США.
Настоящие проблемы мира — голод, болезни, терроризм, безумные этнические войны. Об этом мы не слышим ничего. Когда в Южной Африке назревал неудавшийся суд с фармацевтическими компаниями — они подали иск, отстаивая право на высокие наценки на свою продукцию,— Джордж-младший открыто поддержал фармацевтические компании. А мы услышали жалкое эхо от Блэра, который сказал, что он твердо верит в понятие интеллектуальной собственности. Когда обсуждался вопрос "звездных войн", до нас донеслось еще одно эхо: Блэр сказал, что об этой проблеме он может запросто поговорить. Мы просто лунатики.
— Это особые отношения, не так ли? Это все эта уродливая фантазия, что если мы подлижемся к самой сильной державе на земле, то каким-то образом мы тоже станем сильными.
— Инфраструктура развалилась, Блэр уложил в постель родоначальницу парламентской системы. Никто больше не приносит извинений и никто не подает в отставку. Лейбористская партия проскользнула мимо нескольких громких скандалов, а если бы это были скандалы в рядах Тори, мы бы сказали: "Вот почему мы проголосовали за лейбористов." Начиная Берни Экклстоуном, Джеффри Робинсоном, братьями Хиндуджас.
— Эти скандалы вас удивили?
— Нет, потому что довольно быстро стало ясно, что 18 лет правления тори были такими же разлагающими для оппозиции, как и для правительства. Мы видели бесстыдные вещи. Палата лордов — это позорище. Отмена наследования титула лорда должна была, по идее, открыть дверь для демократизации верхней палаты. Вместо этого ее заполонили второсортные личности с задворок правительства. И Мелвин.
— Желание прийти и поговорить с вами возникло у меня после того, как я прочитал вашу последнюю книгу, в которой есть фраза о "постоянном правительстве Англии, в котором его временные политики танцуют и кружатся подобно танцорам на столах". Вы хотели сказать, что сторонники многонациональности сейчас настолько сильны, что неважно, какой политик находится у власти?
— Вовсе нет. К какой бы партии вы ни относились, вы можете построить очень сильное неполитическое дело по ренационализации железных дорог и вод. Поскольку Блэр так отчаянно стремился перехватить дирижерскую палочку Тэтчер, он, если бы мог, приватизировал бы воздух. Когда видишь эти его нелепые жесты, от которых стынет в жилах кровь, как, например, посещение школы для девочек и изображение из себя священника, то интересует только одно — не считая полного отсутствия вкуса — как они добиваются равновесия в предвыборной арифметике. Вот он: делает вид, что верит в традиционное обучение. Девочки, конечно, девочки важны, и, каким-то образом, таинство веры тоже часть этого всего — какая именно вера не уточняется — нет-нет, он не говорит об этом, он подразумевает это, потому что именно это импонирует колеблющимся избирателям.
— Существует традиция радикализации среди писателей, достигающих зрелого возраста. Например, Патрик Уайт (Patrick White), Толстой...
— Есть прекрасное немецкое слово, которое точно выражает мои чувства. Это Alterszorn. Мы говорим rage of age (ярость старости). Я должен быть осторожен, потому что когда пишешь книгу и переступаешь черту полемики, то теряешь читательскую аудиторию. На первом месте должны быть сюжет и герой. Но я сейчас настолько сердит, что мне приходится себя очень сильно сдерживать, чтобы создать читабельную книгу. Отныне я не смогу писать по-другому, только так.
До тех пор пока мы так поглощены собой, я думаю, нет никакой возможности заняться решением настоящих мировых проблем. Что это? А 11% белых на земле? Как быть с ними? Вопрос в том, насколько возможно сейчас ограничить материальную избыточность. Я не понимаю, как мы можем продолжать тратить больше и расширяться все больше и больше в промышленном плане. Насколько это может быть возможным вариантом нашего будущего? Как мы можем остановить этот затяжной бросок вперед, если мы не смотрим за пределы тривиальных вопросов, по которым идет борьба на этих выборах? Если бы мы подняли эти вопросы, вынесли дискуссию на более высокий уровень, я уверен, что электорат бы понял и приветствовал бы возможность обрести вновь свое достоинство. Не знаю, читали ли вы вчера в The Spectator статью, написанную человеком по имени Феррис (Ferris).
— Его зовут Пэррис (Parris). Это одна из самых необычных статей, которые я когда-либо читал. Он убежденный консерватор, признавший, что наше руководство — настоящее бедствие, да и не мог он сказать по-другому — но он заявил, что люди все равно должны голосовать за эту партию, не за то, какая она есть, а за то, какая она должна быть.
— Да, но видите ли, я считаю, что обе стороны делают одно и то же. Лейбористы ничем не отличаются. Сторонники лейбористов проголосуют за лейбористскую партию не за то, что она сделала, а за то, что они хотели бы, чтобы она сделала.
— Я полагаю, что на этих выборах мы все голосуем за призраков. Не за политику, а за призрак политики. Не за партии, а за призраки партии. Вы будете голосовать?
— Я хотел бы наказать Блэра. В 1997 году, когда он назвал себя социалистом, я думал, что он врет. Самое плохое, что я могу о нем сказать, это то, что он тогда говорил правду. После окончания холодной войны один немецкий комик сказал гениальную шутку: "Победившие проиграли, а проигравшие выиграли". Боюсь, что после этих выборов, я буду чувствовать то же самое.
Перевела АЛЕНА Ъ-МИКЛАШЕВСКАЯ