Почти 80% россиян считают, что в стране наступает экономический кризис. Об этом свидетельствуют результаты опроса "Левада-центра". Обозреватель "Коммерсантъ FM" Дмитрий Губин смотрит на кризис с точки зрения нравов российского общества.
Фото: Фото из личного архива Д. Губина
Говоря об итогах года, когда в России разразился самый серьезный за последние 16 лет кризис, было бы странно темы кризиса избежать. Я и не избегаю. Просто я на эту непогоду смотрю из своего окна.
Для меня происходящее во многом есть результат печального состояния российских нравов, которые сводятся к апологии денег и силы. "Слабых бьют", "Кто девушку платит, тот ее и танцует" и далее по списку. Те люди, которые убеждены, что оплаченного можно танцевать как заблагорассудится, и создают сегодня критическую массу и для "крымнаш", и для отечественной слепоты вкупе с таким же бахвальством.
Я говорю о нравственности, потому что для меня нравственность не абстракция, а эволюционный механизм, обеспечивающий эффективное выживание, причем не только Homo sapiens. Реципрокный альтруизм – то есть альтруизм по принципу "ты мне, я тебе" — встречается, например, и у дрожжевых бактерий. И не нужно штудировать "Протестантскую этику и дух капитализма" Макса Вебера, чтобы понять, что между этикой западного христианства и экономическим доминированием цивилизации Запада есть прямая взаимосвязь. Популярный сегодня западный принцип win-win, в отличие от "хочешь стать сильнее, сделай соперника слабее", основан на именно на этой этике, в рамках которой, кстати, слабых если и бьют, то исключительно негодяи. В этой этике слабость бывает сильнее силы, — и эта религиозная максима продолжает действовать и тогда, когда сознание Запада стало полностью светским.
Современная российская этика сильно отличается от этики западного христианства. Многие считают, что все дело в православной традиции. Может быть. В православии, например, намоленные камни важнее людей. Поэтому в протестантской Англии церковное здание при исчезновении прихожан легко переделывается в паб, как это случилось в городке Фоукстон, а в России под "исторической справедливостью" понимается передача церкви старых зданий с выселением из них музеев и школ.
Как бы то ни было, очевиден факт. То, что в современной России считается моральным, от гонений на геев до презрения к иным убеждениям и национальностям, с глубочайшим иронией по отношению к толерантности, — в цивилизации Запада считается аморальным. И наоборот. В России "толераст" и "либераст" — это ругательства.
2014 год, с моей точки зрения, довел это моральное противостояние до предела, что является моей большой печалью. Потому что в кризис хорошо видно, где находится цивилизация Запада – и где мы. Но поскольку кризис одновременно обозначил тупик, в котором мы со своей моралью оказались, это дает мне надежду, что нравы в России могут измениться вместе с временами.