Открытие 54-го Каннского кинофестиваля сопровождалось показом мюзикла "Мулен Руж" и вылилось в демонстрацию популярной мультикультуры — от французской до австралийской. Из Канна — АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Церемонию вела Шарлотта Рэмплинг (Charlotte Rampling). Она представила жюри во главе с Лив Ульман (Liv Ullmann), а также почетного гостя Фрэнсиса Копполу (Francis Coppola). Героиней вечера стала исполнительница главной роли Николь Кидман (Nicole Kidman); она сошла с каннской лестницы и в течение нескольких минут общалась с публикой и раздавала автографы. Охрана чуть не сошла с ума и в панике разбила камеру одного из репортеров. Кидман подняла ее и протянула пострадавшему. Актриса, чью личную жизнь обсуждает весь мир и которую преследуют маньяки, как выяснилось, тоскует по общению.
Приезд Кидман окутан аурой бракоразводного процесса — сюжет, для которого пресса предложила несколько сенсационных версий. Ходили слухи, что именно в Канне Николь собирается выяснить свои отношения с Томом Крузом (Tom Cruis), что она намерена привезти сюда и их приемных детей. Однако актриса появилась на пресс-конференции со своим партнером по "Мулен Руж" (Moulin Rouge) Эваном Макгрегором (Ewan Makgregor), нарядная и веселая. Сказала: "Как приятно сидеть здесь и слышать вопросы о фильме, а не о моей личной жизни. Спасибо вам за это".
Открытия двух-трех последних Каннских фестивалей были признаны неудачными. Провалился прошлогодний "Ватель" (Vatel), тяжеловесная голливудская адаптация французской эпохи рококо. В этом году пошли вроде бы по аналогичному пути: пригласили "Мулен Руж", англоязычный фильм про легендарную эпоху Франции — на сей раз всего лишь вековой давности. Париж, Монмартр и Пигаль, богемные поэты, куртизанки, знаменитое варьете под мельницей. Любовь и кровь, обильно вытекающая из горла чахоточной героини. Любовь и деньги — сюжет, сохраняющий свою актуальность сто лет спустя. И по языку фильм представляет не рутину, а новый Голливуд, так что сходство с прошлым годом оказалось чисто внешним.
"Мулен Руж" поставил австралиец Бэз Лурманн (Baz Lurhmann), известный смелым китчевым прочтением "Ромео и Джульетты". Обратившись к другой легенде, режиссер остается верен своему принципу смешения времен и культурных кровей в карнавальной "эстетике красного занавеса". Занавес открывается, под ним — эмблема голливудской кинокомпании XX Century Fox. "Мулен Руж" давно скопировали в Лас-Вегасе, но Голливуд предпочел выстроить его еще раз в Сиднее, в павильонах, принадлежащих Fox, и расцветить компьютерными эффектами, позволяющими звездам канкана буквально летать в небе над Монмартром.
Внутри огромного слона из папье-маше расположена гримуборная Сатин, певички, любви которой добиваются могущественный герцог и бедный, но прекрасный поэт. Коротышка Тулуз-Лотрек и еще пара-тройка персонажей эпохи образуют фон для любовной драмы, в которой солируют Кидман и Макгрегор. Знаменитые актеры, имевшие в юности небольшой музыкальный опыт, сами поют шлягеры The Beatles, U2 и др. в этом эклектичном мюзикле, где сознательно нарушена культурная хронология.
Почему бы и нет? Лурманн берет универсальный сюжет, по существу, миф об Орфее, спустившемся в ад кафешантана, чтобы познать обреченность идеальной любви. Он делает из мифа ремикс — смесь старого с новым, Оффенбаха c Дэвидом Боуи, Дебюсси с Элтоном Джоном, Пласидо Доминго с Мэрилином Мэнсоном. И это у него получается. А Париж здесь существует всего-навсего как тень легенды, но тень не случайная: в конце концов, популярная культура XX века родилась в этом "городе продажных страстей". Фильм получился несколько холодным, но только потому, что Николь Кидман не хватает харизматичности великих звезд прошлого, под которых ее стилизуют.
На пресс-конференции Лурманн сказал, что форма мюзикла для него — контракт, который режиссер заключает с публикой. Она должна знать, что перед ней не жизнь, а кино. Такой подход он называет австралийским. Австралия уже давно льет воду на голливудскую мельницу, все время подбрасывая новых режиссеров и актеров, Кидман в том числе. Здесь не боятся, что эта мельница перемелет традиционные культуры: австралийцам просто нечего бояться. Не то что французам, но и они меняются.
Еще недавно, в эпоху единоличного правления Жиля Жакоба (Gilles Jacob), в Канне с подозрением относились к вылазкам Голливуда на сугубо французскую территорию. Кроме того, эти попытки были не вполне удачными и вызывали заслуженный сарказм французской прессы. Теперь ситуация меняется. Новый отборщик Тьерри Фремо (Thiterry Fremaux) восстановил разрушенные контакты Канна с большим Голливудом. Именно ему принадлежит заслуга появления на открытии фестиваля картины Лурманна. И судя по всему, ее ждет успех.