здания Горбачев-фонда, несколько улучшила сложное положение внутреннего
эмигранта. Скандальное горбачевское неуважение к суду оказалось как бы
компенсировано не менее скандальным ельцинским неуважением к чужому
(горбачевскому) имуществу. В сложном положении оказались все. Ельцин,
заставивший страну и мир сильно усомниться в его демократизме.
Конституционный суд, авторитет которого мало укрепляют медвежьи услуги
президента России. Вероятно, как это уже было в июне, г-н Ельцин, остро
ощутивший неустойчивость своего положения, по старой памяти пытается поднять
свой рейтинг посредством травли удобного своей беспомощностью Горбачева, не
понимая, что с окончательным погублением Михаила Сергеевича наиболее удобным
объектом для травли окажется сам Борис Николаевич.
На следующий день после издания указа сотрудники Горбачев-фонда не смогли
попасть на службу. Три милицейских автобуса, ведомые БМВ с начальником ГУВД
Аркадием Мурашевым, перекрыли подступы к зданию. Пропустили только виновника
торжества: приехавший в полдень Михаил Горбачев провел на ступенях фонда
летучую пресс-конференцию. В 13.00 Мурашев уехал, и фонд возобновил работу.
После переговоров с председателем Госкомимущества и президентом Финансовой
академии было принято решение о создании совместной комиссии, которая
определяет порядок уплотнения Горбачев-фонда: от занимаемых с марта 1992 г.
3200 кв. м полезной площади в распоряжении фонда останется только 1000.
После принятия решения об уплотнении Горбачев возобновил перманентную
пресс-конференцию. Он расценил уплотнение как "антидемократический акт" и
проявление "авторитарных тенденций, все более заметных в деятельности
нынешних властей", указав на политическую связь между появлением указа и его
отказом от выступления в Конституционном суде. "Если нанести поражение
Горбачеву, то других легче будет поставить на место", — разъяснил президент
СССР замыслы президента России. Пожаловавшись на то, что ему не дают
встретиться с испанским королем, японским микадо и американским президентом,
и рассказав, что в начале октября, за день до возвращения из ФРГ ему
запретили пользоваться президентским залом аэропорта Шереметьево, Горбачев
усомнился в приверженности (неизвестно, правда, чьей) демократическим
принципам.
Воздержавшись от персональных характеристик Ельцина, Горбачев подчеркнул, что
его действия недемократичны и недопустимы для человека, избранного народом.
Затем Горбачев перешел к характеристике Конституционного суда, указав, что
процесс над КПСС "сеет семена заразы в обществе". Он сообщил, что идея
вызвать его в суд родилась в канцелярии президента России и имеет целью
"закрыть рот Горбачеву, или вылив на него грязь за все времена и эпохи, или
дискредитировав отказом явиться в суд". На вопрос представителей западной
прессы, не боится ли он тюрьмы, Горбачев отвечал, что "раньше в тюрьме будут
другие". Закончил беседу президент на довольно бодрой ноте, сообщив, что ждет
от Валерия Зорькина ответа на свой запрос: на кого ему подавать в суд за
воспрепятствование его выезду за границу. Бодрость Горбачева может
объясняться конкретными проявлениями международной солидарности с ним:
генеральный секретарь ООН Бутрос Гали намерен прислать ему ооновский паспорт.
Но, вероятно, не в одном паспорте дело: ельцинское решение об уплотнении
президента СССР оказалось спасительным для Горбачева, так как полностью
затмило собой не слишком адекватное поведение самого Михаила Сергеевича в
казусе с КС и поставило оппонентов опального президента в глупое положение.
Ельцин уже второй раз (после скандального решения о милостивом повышении
окладов судей КС, поставившего под сомнение их независимость) оказывает суду
медвежью услугу. В чрезвычайно непростой правовой ситуации (подробнее см. в
еженедельном приложении к Ъ) КС мучительно ищет выход из ловушки, в которую
его загнали некомпетентные российские конституционалисты. Беспрецедентно
неправовая санкция за отказ явиться в суд, примененная президентом РФ к
Горбачеву, подрывает авторитет суда более, чем это могли бы сделать все его
критики, вместе взятые. С другой стороны, нынешние действия Ельцина,
адекватно описываемые формулой Иоанна IV — "холопов своих миловати вольны
есмы, а и казнити вольны есмы", — являются лучшим подарком адвокатам КПСС,
ибо подтверждают их тезис, что запрет КПСС явился опасным прецедентом,
закрепляющим режим правового беспредела.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ