АНДРЕЙ БОГУСЛАВСКИЙ, заместитель председателя правления Абсолют-банка, отмечает, что увереннее всего сейчас чувствуют себя заемщики, которые ближе к конечному потребителю. Продукты питания, одежда, предметы первой необходимости, услуги связи, пища, интернет — то, без чего мы не можем жить.
Фото: Сергей Киселев, Коммерсантъ / купить фото
— Как банкиры воспринимают нынешний кризис? В чем его отличие от кризисов 1998 и 2008 годов?
— Разница очевидна. В 2008 году Россия была вовлечена в общемировой кризис, а в 1998-м кризис был локальным и никак не относился к мировой экономике. Но этот урок нам был необходим хотя бы для того, чтобы потом увидеть рост нашей экономики, который мы наблюдали с 2000 по 2008 год. То, что происходит сейчас, отнюдь не повторение прошлого. Давайте говорить откровенно: и до украинских событий мы находились в "вялотекущем" кризисе: снижались темпы роста ВВП, производства, инвестиций, сокращались основные фонды — словом, ситуация поменялась не вдруг и не сразу. А обострение отношений с Украиной, западные санкции всего-навсего послужили катализатором. Если смотреть на события, происходящие в экономике, с позиции банкира, то становится очевидно, что истоки нынешнего кризиса в состоянии промышленности и производства, а не в финансовой системе. Когда снижается спрос на продукцию реального сектора — не важно, уголь это, металл, электроэнергия, товары общего потребления или продукты питания, неизбежно сокращаются и прибыль, рентабельность предприятий, по объективным причинам страдает их финансовое положение. Это заставляет банки создавать дополнительные резервы под потенциально проблемные ссуды, которые, в свою очередь, приводят к снижению прибыли банков.
— В 1998-м, помнится, ситуацию спасла, в частности, девальвация рубля: внутренняя продукция стала более конкурентоспособной, возник спрос. Сейчас идут те же процессы ослабления национальной валюты. Это поможет?
— Конечно, в нашей стране, где свыше 50% бюджетных поступлений — это экспортная выручка от нефти и газа, а также металла и угля, это очень важно. Девальвация в краткосрочной перспективе положительно скажется на финансовых показателях экспортеров. Но в долгосрочной перспективе все равно ситуацию не спасет: спрос падает, цена в абсолютной величине — тоже. Судите сами, нефть стоила $110 при курсе 35 руб./$, сейчас она стоит $80 при курсе 45 руб./$. То есть в рублевом эквиваленте выручка предприятий нефтегазового сектора практически не изменилась.
— Ваши клиенты предприятия сейчас в какой ситуации находятся? Грубо говоря, для них это пока ситуация неопределенности или они уже принимают какие-то экстраординарные меры?
— Безусловно, все давно в курсе происходящего. Все предприниматели, которые сегодня работают, прошли 2008 год и, как мне кажется, если не нынешней весной, то уж точно к началу лета, понимали, что, по сути, живут в условиях кризиса и не стоит строить иллюзий, что все быстро вернется на круги своя. Финансовые директора, имеющие за своими плечами пять-десять лет работы, прошедшие предыдущие кризисные явления, тоже это понимали и принимали соответствующие контрмеры: аккумулировали денежные средства, урезали или полностью сворачивали инвестиционные программы, в открывающиеся окна на рынке старались привлечь дополнительное финансирование путем размещения рублевых облигаций и евробондов или привлечения предэкспортного финансирования на Западе, пока эти рынки окончательно не закрылись. Поэтому для финансистов этот кризис не такой неожиданный, как в 2008 году, хотя и более глубокий и затяжной, чем кто-то мог рассчитывать.
— Снизить расходы — это не стратегия, а экстренная мера в кризис. Но что клиенты планируют в долгосрочной и среднесрочной перспективах? Какие финансовые продукты выходят на первый план?
— Основной спрос сейчас сосредоточен в части кредитования для пополнения оборотных средств. Что касается инвестиционных программ, то они очень разные. Для торгового предприятия это может быть история на несколько десятков тысяч долларов — скажем, на открытие новой точки продаж на арендованной территории. А строительство нового производственного цеха — это уже проект сроком окупаемости порядка семи-десяти лет и совсем другая цена вопроса.
— Ну, торговая точка — это все-таки не инвестиционный проект. Что делается, если проект действительно долгосрочный?
— Чаще всего замораживается на некотором этапе. Допустим, с теми же сухогрузами: планировали построить 30, а построили 15, на этом остановились. Дальше используем только существующий парк, соответственно, меньший объем заказов перевозим. Если же говорить о крупных производственных проектах, не так и много их было запущено. Новые производства открывались, но в основном эти проекты были встроены в уже существующий бизнес и производство, а не начинались с нуля. То есть у владельцев бизнеса были и собственные резервы, и поле для маневров.
— А как же огромная госпрограмма модернизации, те же новые самолеты? Там очень длительные циклы, заморозить программу — значит похоронить...
— Это совсем другое. Все, что связано со строительством гидроэлектростанций, авиационной промышленностью, атомной энергетикой, относится к стратегическим госзаказам. Одно дело — профинансировать уже имеющийся проект, производство, пусть и в рамках крупного федерального проекта, и совсем другое — найти деньги на НИОКР, запуск проекта. Возьмем, например производство гражданских самолетов "Сухого" Sukhoi Superjet. Сейчас, когда этот самолет уже построен, сертифицирован и прошел летные испытания, банки могут финансировать его производство при наличии твердого контракта на покупку.
— Если отвлечься от проектов государственного масштаба, каковы типичные сроки инвестиционных программ? И какие из них сейчас имеют шансы выжить?
— Стандартный срок инвестиционной программы промышленного предприятия — от пяти до десяти лет, скорее даже от семи до десяти лет. Более перспективны сейчас те из них, которые могут быть реализованы или закончены без привлечения внешнего финансирования, то есть за счет собственных средств предприятий или собственников. Также шансы на финансирование велики в том случае, когда компания изначально ориентировалась на импортозамещение. Допустим, предприятие локализовало производство некой продукции, а после введения режима санкций стало единственным его поставщиком — тогда можно планировать ввод в строй и дополнительных производственных линий. Но таких примеров, к сожалению, не так много на рынке.
— Когда предприятия приходят в банк за кредитом, на какие ставки они могут сейчас рассчитывать — как в государственных, так и в коммерческих банках?
— Ставки в государственных и коммерческих банках сейчас несильно отличаются. При этом они еще и выровнялись по срокам заимствований: если год назад ставки по краткосрочным и долгосрочным кредитам могли отличаться на 3-4 процентных пункта, то теперь эта разница практически исчезла. Например, процентная ставка по годовому кредиту для устойчивого предприятия с хорошим финансовым положением будет 14% годовых, а по пятилетнему — 15% годовых.
— Почему такая маленькая разница в ставках в зависимости от срока?
— Ответ на этот вопрос лежит на поверхности: у банков сейчас ограничена возможность привлекать длинные пассивы, зарубежные рынки доступны далеко не всем, все пассивы находятся внутри страны. При этом их срочность ограничена периодом три-шесть месяцев. Отсюда и ценообразование очень близкое по кредиту срочностью 1 год и 5 лет. Необходимо отметить, что в настоящее время проблема даже не в стоимости, а в наличии длинных пассивов у банков для возможности финансирования на длительные сроки.
— Тем не менее ставки по кредитам пока растут. Где, по-вашему, тот уровень, когда они уже станут столь велики, что предприятия будут просто не в состоянии занимать деньги и обслуживать долги под такие проценты?
— Мне кажется, мы уже близко подошли к этой черте. Конечно, нельзя однозначно говорить, что займы, скажем, под 16% годовых предприятия обслуживать смогут, а под 18% — уже нет. Здесь многое зависит от доли заемных средств в оборотных активах компании: чем она выше, тем, разумеется, более болезненно ощущается повышение процентных ставок. У средней классической торговой компании собственные средства обычно составляют 10-20% оборотного капитала, все остальное — кредитные средства. Такие компании фактически стоят у этой критической черты.
— Хорошо, со ставками понятно. А как вообще с желанием банков выдавать долгосрочные кредиты?
— Это, безусловно, зависит от качества подготовки инвестиционного проекта. Не секрет, что у российских банков всегда была разбалансированность по срокам активов и пассивов: длинных денег было не так много, одним из источников был рынок зарубежных заимствований. Сейчас он для многих закрыт, а те, кто сохранил доступ к нему, не готовы кредитоваться по таким ставкам, которые сейчас им предлагают. Поэтому если говорить об инвестиционных проектах, то банки в основном кредитуют только те из них, в которых давно участвуют. Логика здесь следующая: если банк уже профинансировал более 70% проекта, то целесообразно продолжить финансирование до его завершения и выхода на производительную фазу. И, соответственно, когда на чашу весов будут поставлены два разных проекта, один из которых уже финансируется в банке, естественно, банк выберет и будет дофинансировать именно его.
— Если не брать в расчет инвестиционные проекты, на какие цели чаще всего берут деньги предприятия, в какой форме?
— В сущности, всем сейчас необходимо одно — кредиты на пополнение оборотных средств. А в какой банковский инструмент это будет "упаковано", каждое предприятие решает самостоятельно. Сейчас, например, растет спрос на факторинг, это может быть овердрафт и краткосрочное кредитование. Может даже быть востребовано ломбардное кредитование, если есть хороший ликвидный инструмент залога.
— Есть интерес к продуктам, не требующим непосредственного отвлечения средств банков,— тем же гарантиям, например?
— Разумеется, в кризис уровень доверия между контрагентами снижается, поэтому гарантии, аккредитивы сейчас весьма востребованные инструменты. Во-первых, гарантии сейчас требуются для участия в конкурсах, в ходе которых распределяются бюджетные средства, во-вторых, коммерческие компании тоже начали требовать банковские гарантии от своих контрагентов. Одновременно с ростом гарантийного портфеля у банков повышаются риски, связанные с выплатами по гарантиям. Естественно, по совокупности факторов стоимость данного продукта повысилась: раньше гарантия стоила около 1% годовых от суммы гарантируемых обязательств, а сейчас — 2% годовых и более.
— А как изменились подходы банков к оценке кредитного риска заемщиков?
— По сути, они не изменились. Поменялись граничные значения ковенант, таких как отношение долга к EBITDA, которые принимаются во внимание при решении о выдаче кредита: они стали более жесткими. Кроме того, возможная динамика финансовых показателей потенциальных заемщиков теперь анализируется исходя из предположения, что рынок будет не расти, а падать. И чем дольше будет длиться кризис и, как следствие, ухудшаться финансовое положение предприятий, тем более пессимистично будут настроены банки.
— Но, с другой стороны, банк не может не выдавать кредиты: он тогда сам перестанет зарабатывать. Как банкиры ищут нормальных клиентов в нынешних условиях?
— Сейчас ситуация поменялась: средние банки, обладающие отраслевой экспертизой на рынке и гибкостью, уже не должны прикладывать особых усилий к поиску клиентов — сейчас клиенты сами активно ищут банки. Рынок за последние три месяца в очередной раз перевернулся — превратился из "рынка клиента" в "рынок банка". Показательно, что за этот период клиентами Абсолют-банка стало более десятка предприятий из числа крупнейших российских компаний страны, с которыми раньше мы не работали.
— Что изменилось? Почему клиенты первого эшелона вдруг пошли в банки второго эшелона?
— Сместились акценты: сейчас очень важны оперативность рассмотрения кредитных заявок и правильный набор финансовых инструментов, учитывающий специфику бизнеса компаний. Да, с точки зрения капитала Абсолют-банк не слишком большой, чтобы иметь возможность кредитовать на серьезные суммы крупнейшие корпорации. Но сейчас этот фактор уходит на второй план, а на первый выходит принципиальная возможность банка профинансировать тот или иной проект. Разумеется, это не значит, что у нас появилась возможность финансировать все крупные проекты. Однако серьезные компании стали чаще обращаться к нам с просьбой дофинансировать проекты, на реализацию которых они изначально привлекали средства в крупных банках, но по каким-то причинам остаток финансирования по кредитной линии в настоящее время получить не могут. Резко выросло и число заявок из менее крупных компаний, которые раньше никогда в Абсолют-банк за кредитами не обращались.
--Обычно банки-кредиторы хотят получать заемщиков на банковское обслуживание...
— Безусловно, мы обговариваем такие условия, чтобы у нас были открыты счета предприятия. И это естественно и правильно — бывают, конечно, банки, которые зарабатывают только на активных операциях, но для универсальных банков более характерно получение прибыли, в том числе за счет комиссионных доходов. Разумеется, мы также стремимся к этому — усовершенствовали за последний год систему "банк-клиент", оперативно и качественно обслуживаем экспортно-импортные операции клиентов, не находимся под санкциями, наши обязательства охотно принимаются зарубежными банками, акционеры и бизнес понятны.
— Предприятия каких отраслей, каких типов вы считаете сейчас наиболее интересными, наиболее надежными в качестве заемщиков?
— Отраслевые ограничения ни к чему хорошему не приводят, это мы видели еще по кризису 2008 года. Поэтому мы фокусируемся не на отрасли, а на оценке каждой конкретной компании. Безусловно, как всегда было в России, в первую очередь интересны те предприятия, которые поставляют что-то за рубеж, экспортируют продукцию. Импортеры, конечно, сейчас из-за резкого падения курса рубля оказались в зоне высокого риска. Более уверенно чувствуют себя предприятия, которые ближе к конечному потребителю. Продукты питания, одежда, предметы первой необходимости — они всегда будут пользоваться спросом. То, без чего мы не можем жить. Без услуг связи, без интернета, без пищи... Самые простые бытовые вещи — это сейчас самые надежные для банков проекты.
ПОДПИСЬ
Андрей Богуславский считает, что сейчас более уверенно чувствуют себя предприятия, которые ближе к конечному потребителю.