"Мне трудно представить, что россияне и украинцы будут врагами"

Елизавета Глинка: "Когда поступает сигнал о том, что есть детдомовские дети, которых нужно в силу боев — это было еще летом, в июне-месяце – вывезти, я уже начинаю искать контакты. Не забывайте, что в Киеве я работала долгое время, у меня там построен хоспис, поэтому медицинский мир знаком мне, и очень неплохо. Поэтому я выхожу на людей, которые выходят на других людей, вот так вот, знаете, через рукопожатие, я говорю, что я хочу помочь вывезти этот детский дом, как мне это осуществить. Ну и дальше уже идут сложные переговоры.

Про сирот мне не хотелось бы вам все тайны открывать, потому что это действительно сложно, но люди хорошие есть и в Киеве тоже. По международным законам их нельзя брать — можно только отправить в безопасное место, просто в безопасное место. Но если безопасное место ближе, чем здесь взять "на передержку" этих детей, я считаю, что эту возможность мы тоже не должны совершенно исключать. Потому что если везти быстрее в каком-то случае, например, до Ростова и спрятать детей там от бомбежек, то, наверное, уж категорически говорить "нет" не надо".

Елизавета Глинка о лагере беженцев под Ростовом:"Говорят, что лагерь украинских беженцев – я там не была, нет – он почти расформирован, и оттуда уходят самолетами люди. Я была в Оренбурге около лагеря беженцев, как раз люди приехали из Ростова туда. Я думаю, что к зиме и его не будет".

"Война — это ужасно, но когда я поняла, что справиться невозможно своими силами, потому что, представляете, что такое аренда одного вагона? А сейчас, помимо всего этого, аренда целого автобуса туда-обратно. Не только пожертвования стали приходить — стали приходить еще хорошие люди, которые приносят деньги. Последний мужчина, Кирилл его зовут, если слышит — спасибо, сказал: "Потратьте поскорее, быстрее приезжайте", потому что то ли он видел репортаж, то ли что-то его тронуло, он говорит: "Вывезите поскорее кого-нибудь", или помогите.

Сейчас такой поток огромный идет больных и здоровых, что я не успеваю даже в своей соцсети вести, а хотелось бы писать, и хотелось бы просить. А иногда я уже думаю: "Господи, мне уже стыдно просить", понимаете, потому что опять.

Есть беженцы, которые де-факто беженцы, но не де-юре, с очень тяжелыми заболеваниями. Сегодня привезли, вот буквально к вам ехала, ребенка оставила. Пятилетняя девочка, она слепая, с тяжелейшей формой аутизма, они здесь с июля, она не получает медицинскую помощь, ей сказали: "Вы иностранка, у вас нет полиса, у вас есть регистрация, но, тем не менее, на полис вы права не имеете".

И вот они сказали: "Пожалуйста", я говорю: "Ну, вообще вам по диагнозу мало можно чем помочь, я понимаю, что кто-то снимет диагноз, может, кто-то проконсультирует, может, кто-то еще сделает". Вот этому ребенку нужно помочь. Вторая пришла женщина, которая говорит: "У нас врожденный стеноз пищевода, и нам необходима операция — бужирование". Расширяют пищевод, чтобы ребенок мог кушать. Я говорю: "Сколько Морозовская больница попросила с вас?", она говорит: "109 тыс.", и дала мне счет из этой больницы. Я говорю: "Господи, подтвердите, неужели правда бужирование?", "Да, для иностранцев 109 тыс.".

Если этого не делать, ребенок просто погибнет в итоге, потому что все это зарастет. Я написала в Facebook — через 3 часа деньги были, то есть оплатили, понимаете, и вот я сейчас буду, ну, что, о каждом таком ребенке писать и не молчать, да? Скажут: "Глинка чокнулась совсем".

Елизавета Глинка об упреках в недостатке внимания больным детям из России: "Послушайте, у меня частный фонд, правда? Я могу сама принимать решения. Мой фонд ни на один день не прекращал помощь нашим гражданам, ни на один день с начала войны, просто у меня сейчас три человека, которые занимаются детьми, которые пострадали от военных действий, а весь остальной фонд работает с бездомными, малоимущими и с умирающими. Да, нам труднее стало в материальном плане — безусловно. Трое из нас — и я — постоянно находимся в Донецке, но, тем не менее, мы не останавливали свою работу и помощь".

А.К.: Хотел бы вам задать вопрос относительно гуманитарных конвоев российских и относительно того, как устроена работа международного комитета "Красного креста." Потому что, как мне представлялось, "Красный крест" должен помогать при любых обстоятельствах, при любых условиях и так далее. А тут, я помню, когда не пропускал, как ни относись, как ни спекулируй политически на этом, гуманитарный конвой, но, послушайте: "Не все формальности выполнены, поэтому эти люди останутся пока без еды". Что это за бред? Или это нормальная международная практика, извините?

Е.Г.: Нет, это не нормально, я вам скажу больше: когда организовывалась первая поездка с гуманитарным грузом, кстати, я везла груз обеим сторонам конфликта, там была противостолбнячная и другие сыворотки, я попросила гарантии "Красного креста", то есть, письма, не гарантии — письма о том, что везу. Мне отказали здесь, в московском офисе. Я говорю: "Почему?", а он говорит: "А нам не нравится политика вашего президента". Честное слово.

А.К.: Стоп, то есть международный комитет "Красного креста" отказал на основании того, что ему не нравится политика нашего президента?

Е.Г.: Он мне так сказал буквально, у меня живой свидетель даже есть. Я говорю: "Послушайте, а причем тут политика вообще, если мы говорим сейчас о том, что нет кровоостанавливающих, нет препаратов от столбняка, там же взрывы, понимаете, что творится, я в Киев полетела, и вы отказываете?" Он сказал: "Нет, здесь другие формы". Это представитель "Красного креста" в Москве Паскаль Кютта".

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...