Елизавета Глинка о спасенных детях: "Врачи подбирают детей, которые не могут получить надлежащее лечение. Врачи там, в Донецке, в Макеевке в Донецкой области. Это очень тяжело — больные дети, дети с врожденными дефектами развития, с церебральным параличом — я не буду вам длинный список перечислять — и раненые дети. Этот список лежит у меня утром на столе, я распечатываю его с компьютера, дальше я связываюсь с Министерством здравоохранения Российской Федерации — и для этих детей по возможности как можно быстрее предоставляются места".
"16-летний мальчик Миша, который сейчас, слава Богу, вместе с бабушкой — мать там погибла, — который лежит в больнице, он не уйдет, он тяжелый аутист, он плохо видит, и он отказывается идти в то место, которое ему не нравится. Ему объяснить, что бомбежка идет, — просто невозможно. Таких детей мы забираем, и я считаю, что это не то что акт доброй воли, а это подвиг Минздрава, что они дали бесплатные места, я подчеркиваю, бесплатные места для таких деток".
"Всего 62 больных ребенка эвакуировали: 33 — на украинскую сторону и 29 детей — сюда. Это не я решаю, я вообще не принимаю никаких решений, знаете, я в буквальном смысле — эвакуатор. 33 ребенка, которые были переданы украинской стороне, за что я тоже очень благодарна — это результат длительных трехсторонних переговоров. Все переговаривались.
Дети были буквально заточены в постоянно обстреливаемом Доме ребенка для детей-инвалидов. Потому что он недалеко от каких- то стратегических объектов, там все время стреляли по этим детям. Дети очень маленькие: от нуля и до… старшей девочке было, по-моему, шесть лет. Нужно было их перевезти. Дело в том, что Краматорск так расположен, что для того, чтобы вывезти их на Харьковскую трассу, передать их, нужно проехать через украинскую сторону. Они по закону должны быть на украинской стороне. Надо было ехать через Славянск, а в Славянске шли бои в тот момент, поэтому очень долго переговаривались, каким образом осуществлять перевозку малышей".
"Про войну? Я вам скажу, самое страшное — это как дети реагируют на бомбежку, маленькие детки: они закрывают ушки и падают на землю. Это совсем маленькие дети. Это, наверное, самое страшное, что я видела, — они не плачут, а просто молча это делают.
Когда проезжаешь с детьми блокпосты, то, как только любая остановка, а посты разные бывают — украинская Нацгвардия и Донецкой народной республики, их много, — то дети сразу начинают кричать, потому что двери открывают люди с оружием. Дети начинают бояться оружия, они страшно кричат".
"Что вам рассказать? Что существует, я узнала, такое понятие как растяжка, которую случайно забыли убрать. Но, слава Богу, вспомнили. Это было в машине с детьми, я увидела, как ее сворачивают. Я спросила потом водителя, что это такое, он мне сказал: "Растяжка", и добавил нецензурное очень слово. У всех бывают промахи.
Я знаю, что такое обстрел, я знаю, что такое сигнальная ракета.
О чем вам рассказать? О том, что когда идешь по Славянску, — ты вышел, потому что невозможно, во время одной из перевозок детей на одной машине скорой помощи почти двое суток мы ехали, потому что перемирие до темноты, а дальше все равно, кто едет, — и на блокпосте вы можете выйти. И вы видите останки человеческих тел на земле. Куски тел буквально. Я уже не говорю о крови, мне кажется, каждый сантиметр в Славянске пропитан кровью".
"Вы знаете, что дети, сейчас которые рождаются там, им нечем делать прививки, потому что Киев наложил карантин по каким-то причинам на прививки. Дети не прививаются в родильных домах — карантин на лекарства, и в результате там нечем прививать. Это отсутствие антибиотиков, отсутствие крови, отсутствие каких-то препаратов. Это роды во взрослой больнице, роды в подвале, зашивание тяжелейшего осколочного ранения, безусловно, героическими хирургами под фонарем в деревне Горловка.
Я привезла сюда этого ребенка, у которого была оторвана огромная часть мышцы. Слава Богу, ногу удалось сохранить, но первую операцию ей сделали в этом подвале, куда она добежала. Это была та самая бомбежка, в которой погиб 61 человек. Две девочки остались живы — одна маленькая, совсем крошечная, Кира, 8 месяцев, и наша Юля, которая сейчас долечивается в Москве. Вот как это назвать, как не гуманитарной катастрофой?"